Владиславу тоже не спалось. Какое-то время он беседовал с Казановским, не обращая внимания на томные взоры, бросаемые панной Карнковской. По правде говоря, из-за всех случившихся днем перипетий слуги королевича не успели поставить ему походный шатер, а устроиться с фавориткой на возу молодой человек немного стеснялся. К тому же у него еще были иллюзии по поводу того, что ее инкогнито остается нераскрытым. Словом, прождав любовника некоторое время, Агнешка разозлилась и отправилась спать в возок отца. В конце концов, она действительно всем для него пожертвовала, а он… и ведь даже этот несносный пан Адам, слащавое лицо которого в последнее время вызывало у панны ненависть пополам с презрением, говорил, что ночь – ее время!
Увы, ночь не принесла ей успокоения. Проворочавшись на жестком ложе без сна, она встала в ужасном расположении духа. А ведь будь она рядом с Владиславом, любая дерюга показалась бы ей мягче перины! Впрочем, он ведь тоже спал один, так что, решив, что королевич уже достаточно наказан за свою неучтивость, Агнешка направилась к нему. Несколько времени спустя девушке пришло-таки в голову, что прежде чем появляться перед королевичем, следовало хотя бы попытаться привести себя в порядок. Но, к сожалению, эта мысль пришла ей в голову слишком поздно. Увидев ее неумытой, с опухшими от слез глазами и спутанными волосами, этот несносный пан Казановский тут же расхохотался. А ее принц, вместо того чтобы защитить даму своего сердца… тоже улыбнулся!
Этого разочарования нежная душа панны Карнковской вынести уже не могла, и она, рыдая во весь голос, бросилась к коновязи. Найдя среди лошадей королевича одну оседланную, Агнешка, птицей взлетев в седло, ударила в бока бедного животного каблуками. К несчастью, это была не смирная кобылка, на которой обычно передвигалась панна верхом, а настоящий боевой конь. Почувствовав энергию всадника, благородное животное с места поднялось в галоп и вихрем пронеслось через весь лагерь. Все, что смогла вцепившаяся в поводья девушка, это направить его в сторону переправы. Оторопевший от увиденного Владислав кинулся было наперерез, но где там! Агнешка вихрем промчалась мимо него, а уже через несколько секунд копыта ее коня гулко стучали по бревенчатому настилу моста. Пан Адам первым сообразил, что так ее не остановить и, вскочив на другого коня, поскакал следом. Увы, он опоздал всего лишь на несколько мгновений. На мост уже вступил отряд панцирной кавалерии, ротмистр которого едва увернулся от несущейся на коне обезумевшей от горя панны Агнешки. Ничего не поделаешь, нужно было ждать, когда этот отряд перейдет, надеясь, что девушку смогут остановить на том берегу.
Беда была лишь в том, что времени уже не оставалось. Никто не заметил, как ночью какие-то люди, добравшись до моста вплавь, закрепили на нем маленький плот с бочонком пороха. Один из них остался рядом с переправой до утра, притаившись за большим камнем. Когда начало светать, прохладная вода вытянула из его тела последние остатки тепла. Плохо понимая, что происходит вокруг, русский ратник, стиснув зубы, следил за мостом. Когда же по его бревнам загрохотали копыта коней, он из последних сил улыбнулся и потянул за просмоленную бечевку. Черный как смоль шнур натянулся подобно струне, но ничего не происходило. Обеспокоенный подрывник едва не запаниковал, однако собравшись с силами дернул бечеву посильнее. Наконец хитроумный механизм внутри бочонка пришел в движение, и на крутящееся рифленое колесико упал курок с зажатым в нем кусочком пирита. Сноп искр воспламенил запал, и через мгновение прогремел взрыв. Переправу затянуло дымом, обломки бревен полетели в разные стороны. Пронзительно заржали испуганные лошади, сбрасывая с себя седоков, а стоны раненых, заглушала яростная ругань уцелевших.
Григорий Валуев перешел на нашу сторону вскоре после смоленского похода. Говоря по совести, даже не знаю, чем отцу Мелентию удалось его прельстить. В Литве благодаря богатому боевому опыту и воинским талантам русский воевода был в чести. Но вот поди же ты, бросил все и вернулся, причем вместе со своим отрядом. Получив назад свои вотчины, весьма успешно служил на засечной линии. Несколько раз был награжден за то, что громил мелкие банды крымцев, а год назад я перевел его воеводой в Вязьму. Собственно, это не совсем моя инициатива. В русском войске, как впрочем, и во всей администрации, идет постоянная ротация кадров. Один год помещик служит, другой занимается хозяйством. Служит тоже не в одном месте, а там, куда пошлет Родина, сиречь я. Один и тот же дворянин может служить при дворе стольником, потом отправиться в город воеводой, затем в действующую армию, после чего и вовсе в посольство.
С одной стороны, в этом явный плюс. Скажем, воеводы на местах не успевают обзавестись связями и слишком уж провороваться. С другой – изначально чувствуя себя временщиками, частенько не слишком уж заботятся о вверенных им территориях. Другой минус в том, что способности у всех разные. У одних хорошо получается водить в бой рати, у других – вести дипломатические переговоры. Третьи – умелые управленцы, а четвертые не способны вообще ни на что, и таких не сказать чтобы мало. Но проклятое местничество требует, чтобы они получали чины и должности в соответствии со своим происхождением. Ох, доберусь я до разрядных книг!..
Впрочем, это я отвлекся. Таких людей как Григорий Валуев я помню и держу на контроле, поэтому назначения он все эти годы получал по военной части, хотя и не слишком высокие. Вязьма тоже городок небольшой, однако отряд у Валуева довольно крупный, и что самое главное – он там первый воевода. То есть над ним никого нет. Это в будущих местнических спорах большое преимущество, так что, надеюсь, он не в претензии. Устроить засаду на авангард королевича было его инициативой. Тактический прием этот – древний как мир. Перед наступающим войском противника гарцует небольшой отряд, изображающий из себя разведчиков или просто заблудившихся. Враги, разумеется, настороже, и посылают, скажем, кавалерийскую сотню избавиться от соглядатаев, но едва та бросается за удирающим разъездом, как на нее наваливаются две сотни. Враги, опешив от наглости, ждут подвоха, но своих выручать надо, и в бой идет полк. Добравшись до места боя, он попадает под удар двух полков… и так может продолжаться довольно долго. У казаков такой прием называется вентерем.
Пока поляки гонялись за Валуевым, мои войска затаились в лесу недалеко от предполагаемого места переправы. Первоначально я думал, что опытный Ходкевич не станет делить свое войско и переходить на наш берег, а сделает это утром. Ну а когда его армия начнет переправу, можно будет нанести по ней чувствительный удар и тут же отступить. Однако мои предположения не подтвердились. Польско-литовский авангард, после разведки, перешел на наш берег и, окружив место ночлега возами, занял круговую оборону. Всего переправилось около пяти тысяч войска при четырех больших пушках и десятке мелких. Разбить такой отряд сразу было невозможно, тем более что сил у меня было ничуть не больше. Драгуны, рейтары и стрельцы стремянного полка. Те же пять тысяч ратников при двенадцати пушках конной артиллерии. Нужно было что-то придумать, и я вспомнил про свои опыты с подрывными устройствами. Сделать мину из просмоленного бочонка с порохом и колесцового пистолета – дело несложное. Сложнее было найти людей, умеющих правильно ее установить, но, надеюсь, они справятся. Ближе к утру мои ратники начали занимать места для атаки.
