«У меня были настоящие „Адидасы“! Я их обожала, а спустя месяц после покупки пес сожрал у одного кроссовка „язычок“. Я очень любила животных, поэтому пес не пострадал. Но и выбросить такую вещь было невозможно. Мама подобрала мне синие носки, и я носила их еще несколько лет. Что забавно, никто и не заметил».
Московские школьники во время спектакля о поездке в летний трудовой лагерь. 1984. Костюмы выбраны самими актерами: тельняшки, олимпийки и кроссовки символизировали лето, труд и (отчасти) свободу от школьных ограничений. Из архива семьи Селезневых
«[Это были] 1984-1986 годы, синие „Адидас“ с белыми полосками, кажется, их начали выпускать на совместном предприятии со времен Олимпиады-80. Очень престижная обувь, практически у всех вокруг (закрытый город, московское снабжение). Носим и в пир, и в мир. Девочки — с белыми носочками обязательно. Можно их на колготки и со школьной формой. Что характерно, учителя тогда строгие были, но к этим „адидасам“ не придирались. С джинсами особый шик, понятно, джинсы модная и престижная одежда. Через пару лет те же кроссовки носились с кислотного цвета шнурками. А вообще сносу им не было, я свои носила десять лет!»
«В конце 1970-х и в 1980-х годах была ярмарка возле метро „Спортивная“: там была огороженная территория и павильончики. И там иногда выбрасывали дефицит, мы туда частенько за ним ездили. Плюс-минус это был 80-й, мне было пятнадцать лет. Однажды приезжаем и видим: к одному из павильонов стоит очередь. Мы приехали около 12 часов дня. У моих родителей был знакомый ветеран войны. Меня в голову ударило, и я поехала за ним на работу на Курский вокзал, пока подруга осталась в очереди. Ехала и молила всю дорогу: лишь бы он был на работе. Повезло: он работал, как-то отпросился и мы с ним поехали на ярмарку. Инвалидам войны можно было без очереди, и он купил мне кроссовки. У них была такая подошва каучуковая, сами они были из натуральной замши с белыми полосочками. Качество у них было обалденное, я очень долго их носила. Когда в то время ты становился обладателем какой-то такой вещи, кроссовок или импортного шарфа, это было такое счастье, как будто ты кусок мира откусил. До сих пор эти кроссовки помню. Сколько лет прошло, а я помню, как их купила, где. В походы и на физкультуру я в них, конечно, не ходила, на физкультуру тогда ходили в кедах. Я их берегла, носила на выход: не в театр, конечно, но на дискотеки».
На отдыхе в Литве. 1983. Из архива семьи Селезневых
Прогулка по ВДНХ. 1982. Из архива семьи Селезневых
Хотя интервьюируемые, как правило, в своих воспоминаниях разделяют adidas на советский и «настоящий импортный» и идентифицируют, какая именно обувь была у них, «адидасы» отечественного производства также относились к категории наиболее желанной обуви.
На популярности синих кроссовок московского производства, по-видимому, не сильно сказывался даже тот факт, что, как вспоминают многие их обладатели, они страшно красились. Лина Селезнева вспоминает: «„Адидасы“ не то чтобы были моднее прочих. Они были модными, потому что были очень узнаваемы. Польские или венгерские (кроссовки) тоже были ничего. В любом случае быть в кроссовках все равно было лучше, чем быть без кроссовок. <…> Я по морозу ходила с голыми ногами, в шерстяных носках и в юбке, как горец, и подошва не трескалась, они не разваливались. Но красились».
Информантка, купившая советские кроссовки adidas на ярмарке у метро «Спортивная», вспоминает: «[Как узнавали о фирме adidas,] сложно сказать. Кто-то ездил за границу, разговоры шли, что есть такая фирма и что какая-то наша фабрика заключила с ними соглашение. Как тогда говорили: в магазинах ничего не было, но у всех все было. Эта фирма была основной. Nike, Reebok мы тогда не знали. А adidas — это была такая фирма, которую все знали и хотели иметь».
Как и в случае с другим «импортом», «адидасы» пытались имитировать, пришивая заветную третью полоску на кроссовки или кеды. Елена И. вспоминает: «В конце 80-х, когда мы еще в школе учились, помню, у нас ребятам выдавали adidas. Но кроссовки были сделаны в Советском Союзе, и там почему-то было две полоски, а не три. И самые умные пришивали третью полоску. Она отличалась по цвету, но было все равно. В школе на обычные кеды пришивали три полоски, чтобы было как у „Адидас“. Про другие марки тогда особенно никто не знал, знали только adidas и Puma». Подобные переделки требовали серьезных усилий, поскольку часто требовалось сначала спороть одну из уже имевшихся на обуви полосок или даже обе и пришить их на новое место, чтобы промежутки между ними оказались равными и такими же, как на вожделенных «адидасах».
Кроссовки adidas на выставке «Химия-82» (Москва, Сокольники). Журнал «Новые товары» (1982. № 12. С. 30)
Кеды итальянского бренда Superga — экспонат выставки «Спорт-78». На этой же выставке была представлена и спортивная обувь японского бренда Onitsuka Tiger (ASICS). Журнал «Новые товары» (1978. № 8. С. 3)
На ступеньку ниже спортивной обуви adidas в иерархии объектов желания располагались кроссовки из Прибалтики и других социалистических стран. Несмотря на то что, как правило, они имели бренд (например, Botas), в воспоминаниях эти виды спортивной обуви уже гораздо реже идентифицируют под конкретными названиями марок. Но истории приобретения таких кроссовок тоже могли запоминаться на всю жизнь. «Мы с сестрой ехали на трамвае мимо тушинского „Детского мира“ на Нелидовской улице (в Москве) и увидели большую очередь. Специально вышли из трамвая, чтобы посмотреть, за чем была очередь. Оказалось, что за чешскими замшевыми кроссовками. Мы заняли очередь, я осталась стоять, а сестра побежала в ближайший телефон-автомат звонить маме. Мама работала неподалеку, она приехала с деньгами. Мы боялись, что мама скажет, что дорого, или у нее денег не будет, или она будет ругать нас, что мы хотим дорогую модную обувь, когда у нас все есть; обсуждали, за что мама может в этой ситуации рассердиться. Но мама, наоборот, нас похвалила, сказала, что купить замшевые кроссовки по цене „Детского мира“ — это большая удача и что чешская обувь обычно очень качественная. Очередь была длинная, часа на два, но нам хватило кроссовок (мы боялись, что не хватит). Мы очень им радовались, только жалели, что обеим достались одинаковые, а хотелось бы разных цветов. Мне было тринадцать лет, а сестре двенадцать».
