– Игнаца берут, – доложила Эмили.
– Куда?
– В Тринити-колледж. Осенью мы уезжаем в Дублин.
– Ох ты! – При упоминании родного города в душе моей всколыхнулись радость и тревога. Странно, что тотчас возникла мысль: значит, и я наконец-то вернусь домой? – А я думал, ты еще не решил, подавать ли заявление.
– Я колебался. Но потом отправил письмо, мне ответили, пару раз мы говорили по телефону, и они сказали, что в октябре меня ждут на учебу. А я все еще сомневаюсь. Хотел поговорить с тобой и Бастианом. По-семейному.
– Все решено. – Эмили шлепнула его по коленке. – Мы же об этом мечтали, помнишь?
– Я не хочу бросаться очертя голову, чтоб потом не пожалеть.
– Насчет стипендии выяснил? – спросил я.
– Не волнуйтесь! – тявкнула Эмили. Она, видимо, учуяла раздражение Игнаца и пыталась перевести его на меня. – Денег у вас никто не просит.
– Да я не к тому.
– Я знаю, – сказал Игнац. – Да, о стипендии говорил. Похоже, там есть разные фонды, куда я смогу обратиться.
– Что ж, новость хорошая. Если ты уверен, что хочешь именно этого.
– Да, именно этого мы и хотим, – влезла Эмили. – И потом, Игнац уже не ребенок. Ему давно пора жить со сверстниками.
– То есть не с вами? – уточнил я.
– С теми, кто ему ближе по годам, – криво усмехнулась Эмили.
– Я хотел сообщить Сирилу и Бастиану вместе, – тихо сказал Игнац. – Когда мы будем втроем. Семьей.
– Так и так они бы узнали, – отмахнулась Эмили. – Кроме того, доктора Ван ден Берга никогда нет дома. Вечно он в своей больнице.
– Неправда, – возразил я. – Вечерами он дома. Вы же виделись с ним утром.
– Не видела я его.
– Эмили, мы все вместе завтракали.
– Ой, с утра я никакая. Никого вокруг не вижу.
– Значит, вам нужно больше спать. Возраст дает себя знать.
Зазвонил телефон, Игнац соскочил с дивана, радуясь возможности покинуть наш спарринг. В мои стычки с Эмили он не влезал, и я тешил себя мыслью, что парень наш не всегда на ее стороне. Через минуту Игнац просунулся в дверь:
– Это тебя. Бастиан.
Я вышел в прихожую, взял трубку:
– Хорошо, что ты позвонил. Ты не поверишь, какая у нас новость.
– Сирил… – произнес Бастиан, и мне стало не по себе от его серьезного тона.
– Что случилось?
– Тебе надо приехать в больницу.
– Джулиан?
– Ему совсем плохо. Он отходит. Поторопись, если хочешь проститься.
Ноги мои ослабли, я присел на стул. Бастиан, конечно, знал о моем визите к пациенту № 741, a в самом начале наших отношений я рассказал ему о Джулиане. Но с тех пор мы о нем не говорили, и друг мой не мог догадаться, кто именно стал его больным.
– Сейчас приеду, – сказал я. – Побудь с ним, ладно?
Я повесил трубку, снял куртку с вешалки. В дверях появился Игнац:
– Что, твой приятель?
Я кивнул:
– Бастиан сказал, он умирает. Я должен попрощаться.
– Мне поехать с тобой?
Я оценил его желание поддержать меня, но отказался:
– Не надо, будешь там маяться в коридоре. Если что, Бастиан мне поможет. Оставайся с Эмили. А лучше отправь ее домой и жди нас.
Я шагнул к выходу, и он торопливо проговорил мне вдогонку:
– С Дублином еще не решено. Есть место, только и всего. Эмили хочет ехать, а я пока думаю.
– Поговорим позже. Всё, я ушел.
Я сбежал по лестнице, поймал такси и через пятнадцать минут уже выходил из лифта на седьмом этаже больницы. Бастиан ждал меня в приемном покое.
– Привет. Как он? – спросил я.
Бастиан усадил меня в кресло и ладонью накрыл мою РУКУ.
– Он умирает. Число клеток CD4 ниже некуда. Началась пневмония, организм не справляется. Как могли, мы облегчили его состояние, но сделать ничего нельзя. Счет на минуты. Я боялся, ты не успеешь.
Горе меня оглушило, я старался сдержать слезы. Я знал, что это случится, но так и не успел подготовиться.
– Надо позвонить Алисе, – сказал я. – Принесешь телефон в палату?
– Я уже спросил, он не хочет.
– Может, ее голос…
– Сирил, не надо. Это его жизнь. И его смерть. Решать ему.
– Ладно. Кто с ним сейчас?
– Шаниква. Сказала, будет там, пока ты не приедешь.
Стукнув в дверь 703-й палаты, я вошел внутрь и услышал тяжелое дыхание Джулиана. Увидев меня, Шаниква встала.
– Он в забытье, – тихо сказала она. – Мне остаться, пока всё не…
– Нет, мы побудем вдвоем. Спасибо вам.
Шаниква кивнула и вышла, осторожно притворив дверь. Я подсел к кровати. Джулиан дышал коротко и часто. Он страшно исхудал, но в обезображенном рубцами лице угадывались черты того мальчика, которого впервые я увидел на Дартмут-сквер, моего любимого Джулиана, чью дружбу я предал. Я взял его руку, такую слабую, влажную и безвольную, что все во мне перевернулось. Джулиан забормотал, потом открыл глаза и улыбнулся:
– Сирил… Ты что-то забыл?
– О чем ты?
– Ты же только что ушел.
Я покачал головой:
– Это было не сегодня. Я снова пришел к тебе.
– Значит, я спутал. Биэна видел?
– Кого?
– Брендана Биэна. Он сидит у стойки. Надо угостить его пивом.
– Мы не в баре, – мягко сказал я. – И не в Дублине. Это Нью-Йорк. Больница.
– Ишь ты. – Он словно подшучивал надо мной. Потом сморгнул, взгляд его немного прояснился. – Что я сейчас говорил? Нес какую-то чушь?
– Ты просто перепутал.
– Голова то ясная, то ничего не соображает. Странно сознавать, что живешь свой последний час на земле.
– Не говори так…
– Но это правда. Я чувствую. И доктор Ван ден Берг о том же сказал. Это он твой друг, да?
Я кивнул, обрадованный, что тон его не подразумевал кавычек в этом слове.
– Да. Бастиан. Он в коридоре. Позвать?
– Не надо. Он сделал все, что мог. Похоже, он хороший человек.
– Хороший.
– Чересчур хороший для тебя.
– Наверное.
Джулиан попробовал рассмеяться, но это усилие стоило ему мучительной боли, исказившей лицо.
– Лежи спокойно, – сказал я.
– Я уж так долго валяюсь на этой койке, что спокойнее некуда.
