– Но я-то здесь, – сказал Джулиан. – На то и шафер, чтоб было кому выговориться. А уж лучшему другу – тем более.
Я взглянул на него и вдруг расплакался.
– Господи боже мой! – Джулиан всерьез обеспокоился. – Ты меня пугаешь. Да что такое с тобой? Мне можно сказать все, ты знаешь. У тебя похмелье? Тянет блевать?
Я помотал головой:
– Дело не в похмелье… а в чем – я не могу сказать…
– Да брось ты! Вспомни, в чем я тебе признавался. Получится портрет отнюдь не паиньки. Ты закрутил с другой девчонкой, что ли? Втихаря от Алисы? Я угадал?
– Не было никакой девчонки.
– Даже если была, нет худа без добра. Алиса тоже, знаешь, не святая. Супружество начинается после обетов. Вот тогда, пожалуй, надо хранить верность, иначе зачем вся бодяга? Но если перед тем ты раз-другой сходил налево…
– Никуда я не ходил! – повысил я голос.
– А что тогда? Что, Сирил? Давай уже, говори!
– Я не люблю ее, – сказал я, уткнув взгляд в пол. Только сейчас я заметил, что туфли Джулиана по бокам слегка запылились. Он забыл их почистить. Выходит, и он не идеален.
– Что ты сказал? – переспросил Джулиан.
– Я не люблю ее, – тихо повторил я. – Она мне очень нравится. Я еще не встречал такую добрую, вдумчивую и порядочную девушку. По правде, я ее недостоин.
– Надеюсь, ты не устроишь тут сеанс самобичевания?
– Но я ее не люблю.
– Еще как любишь, мать твою так-то! – Джулиан убрал руку с моего плеча.
– Нет. – От собственных слов меня охватило небывалое волнение. – Я знаю, что такое любовь, потому что люблю другого человека. Не ее. – Я как будто отделился от своего тела и с вышины заинтересованно наблюдал, чем оно все закончится. Но при этом мелькала бредовая мысль: вдруг я вернусь домой с человеком по фамилии Вудбид, только не с тем, с кем намечена моя свадьба?
Джулиан долго молчал, потом медленно произнес, выговаривая каждое слово:
– Но минуту назад ты сказал, что никакой другой девушки нет.
– По правде, я влюблен, сколько себя помню. – Я старался говорить ровно и спокойно. – С самого детства. Знаю, любовь с первого взгляда кажется слащавой глупостью, но именно это со мной произошло. С давних пор я люблю одного человека и не могу ничего с собою поделать.
– Но – кого? – спросил Джулиан шепотом. – Кто это, я не пойму?
Наши взгляды встретились, и я осознал: вся моя жизнь шла к этому мгновению наедине с ним. Я подался вперед и поцеловал его, хоть не собирался этого делать. На три-четыре секунды губы наши соприкоснулись, и я ощутил странную смесь нежности и мужественности, так свойственную моему другу. Он машинально приоткрыл рот, я тоже.
И шевельнул языком.
На том все закончилось.
– Какого хрена? – Джулиан вскочил и отшатнулся к стене, едва не запутавшись в собственных ногах. В голосе его не было злости, только безграничное изумление.
– Я не могу жениться на ней, – сказал я, охваченный небывалой отвагой. – Я ее не люблю.
– О чем ты? Вздумал шутить?
– Я не люблю ее, – упорствовал я. – Я люблю тебя. Люблю, сколько себя помню. С той самой минуты, как увидел тебя в вестибюле на Дартмут-сквер. Я любил тебя все школьные годы. И каждый божий день потом.
Джулиан смотрел на меня, переваривая услышанное, затем обратил взгляд на сад за окном. Сердце мое колотилось бешено, грозя разорваться. Но страха не было. Я как будто сбросил тяжеленную ношу с плеч. Меня переполняла радость. И свобода. Теперь-то мне не позволят жениться на его сестре. Раз он все знает. Наверное, будет больно, зато я избавлен от пожизненной муки с женщиной, которой не желаю.
– Значит, ты пидор. – Джулиан то ли спрашивал, то ли утверждал. На меня он не смотрел.
– Выходит, да. Если тебе угодно именно это слово.
– С каких пор?
– Всю жизнь. Женщины никогда меня не привлекали. Близость… была только с мужчинами. И всего один раз с женщиной, недавно. Алиса этого хотела. Я – нет. Но решил попробовать.
– Ты хочешь сказать, что трахался с мужиками? – опешил Джулиан. «Чего уж он так удивляется? – подумал я. – Сам-то дня не проживет без того, чтоб кому-нибудь не вставить».
– Ну да. Я же не евнух.
– И сколько их было? Четыре? Пять?
– Господи, какая разница? – Я вспомнил наш недавний разговор с Алисой, когда сам из любопытства или извращенного интереса допытывался о числе ее любовников.
– Большая. Может, это временная стадия…
– Помилуй, Джулиан, мне двадцать восемь. Я уже миновал все стадии.
– Так сколько?
– Я не считал. Ну двести, может, больше.
– Двести?!
– Женщин, с которыми ты переспал, наверняка гораздо больше.
– Твою душу мать! – Джулиан кругами заходил по ризнице. – Уму непостижимо! Все эти двадцать лет ты врал мне!
– Нет. – Я отчаянно хотел услышать, что все будет хорошо, что он все уладит. Алиса меня поймет, и жизнь войдет в нормальную колею.
– А что же ты делал?
– Я не знал, как тебе об этом сказать.
– Поэтому решил подождать до сегодняшнего дня? Чтоб известить меня за десять минут до венчания с моей сестрой? Боже ты мой! – Джулиан покачал головой: – А я-то называл сволочью Фергуса.
– Я вовсе не Фергус.
– Да уж, по сравнению с тобой он ангел.
– Джулиан, нельзя ненавидеть человека за то, что он гей. Это несправедливо. В конце концов, на дворе 1973-й. Ник – голубой, но давеча вы вместе пили кофе.
– Думаешь, я ненавижу тебя за голубизну? – Он так смотрел на меня, словно я спорол несусветную чушь. – Да мне плевать сто раз. Я бы слова не сказал, если б ты себя вел как настоящий друг, а не как похотливый сукин сын. Я ненавижу тебя за многолетнее вранье, а еще больше за то, что ты солгал Алисе. Она этого не переживет. Ты хоть представляешь, чего ей стоила вся эта история с Фергусом?
– Она поймет, – тихо сказал я.
– Что-что?
– Алиса поймет, – повторил я. – Она очень душевный человек.
Джулиан ошарашенно рассмеялся.
– Встань, пожалуйста, – попросил он.
– Что?
– Встань.
– Зачем?
– Затем, что я сказал. Раз уж так сильно меня любишь, ты, значит, желаешь мне счастья. И ты меня осчастливишь, если поднимешься.
Я нахмурился, не понимая, что он затеял, однако выполнил его просьбу.
– Ну вот, встал.
Оказалось, ненадолго. Через секунду я навзничь лежал на полу, в голове гудело, острая боль в скуле уведомляла о вероятном переломе челюсти. Я потрогал губу, ощутив вкус крови во рту.
