– Ну вот, пошла я к главе администрации, – продолжила рассказ Кортни, – и он ясно дал понять, что в президентской повестке тема эта отсутствует. Не для протокола он сказал, что правительство никогда не выделит значительные средства на исследование болезни, которую большинство населения считает недугом гомосексуалистов. Нормальные люди не любят педерастов, ухмыльнулся он, будто не понимая, чего я так хлопочу. И что теперь? – спрашиваю я. – Пусть все они перемрут, раз их не любят обыватели? Депутатов палаты представителей тоже не сильно жалуют, но никто не предлагает всех их поубивать.
– И что он ответил?
– Пожал плечами – мол, его это не колышет. Позже в тот день я шла в западное крыло – надо было проверить одну цитату, совсем из другой оперы – и вдруг в коридоре столкнулась с Рейганом. Наверное, он забыл, что нынче мы уже виделись, я подкинула ему пару пустячных вопросиков, а потом спросила, знает ли он, что за время его президентства в США зафиксировано более двадцати восьми тысяч случаев СПИДа, из них почти двадцать пять тысяч со смертельным исходом. Я сомневаюсь в точности этих данных, сказал он (Кортни еще лучше меня изобразила Рейгана), и потом, вы же знаете, что говорят о статистике.
– А что о ней говорят? – заинтересовался я.
– Я его перебила, чего он никак не ожидал, и спросила, не считает ли он, что его администрации следует серьезнее отнестись к пандемии подобного размаха и без всяких признаков снижения в обозримом будущем.
– Есть три типа лжи, – пояснил мне Алекс. – Ложь, наглая ложь и статистика.
– И он тебе ответил? – спросил Бастиан.
– Нет, конечно, – сказала Кортни. – Только крякнул, усмехнулся и тряхнул головой; вы, говорит, девчата из комнаты для прессы, в курсе всех сплетен, да? Потом спросил, видела ли я «Эпоху радио»
[50] и что я думаю о Вуди Аллене. Ведущий кинорежиссер? И задумчиво так поскреб подбородок. В мое время, говорит, этот парень сидел бы в отделе писем. В общем, пропустил мой вопрос мимо ушей, а тут еще примчался пресс-секретарь: господин президент, вас ждут в Овальном кабинете. Когда Рейган ушел, пресс-секретарь меня обматерил и пригрозил лишить аккредитации.
– Думаешь, это он нажал на редактора? – спросил Бастиан. – Решил тебя наказать?
– Он либо кто-то из администрации. Понимаешь, они не хотят, чтоб кто-нибудь ворошил эту тему. Особенно тот, кто с ней близко связан, поскольку замужем за врачом, который занимается СПИДом и может служить информатором об истинном положении дел.
– Пожалуйста, не называй меня так, – сморщился Алекс. – Терпеть не могу это слово. В нем что-то уничижительное.
– Но ведь так оно и есть. По сути. Вы оба – информаторы. И нечего подслащивать пилюлю.
– Думаю, ничего не изменится, пока общество не осознает, что этой болезни подвержены все, независимо от сексуальной ориентации. – Бастиан отложил вилку и нож. – Сейчас в нашем центре лежит один пациент. № 741. Алекс, ты его знаешь, да? (Тот кивнул.) Ты его навещал, Сирил?
– Нет. – Я прекрасно помнил номера своих подопечных, они словно впечатались в мозг, но из восьмой сотни еще ни с кем не встречался.
– Год назад его направила ко мне врач из вашингтонской клиники имени Уолта Уитмена и Мэри Уокер. Больной жаловался на сильные головные боли и неуемный кашель. Антибиотики не помогали. Врач сделала кое-какие анализы, возникли подозрения, и она направила его ко мне на консультацию. Едва я его увидел, тут же понял, что врач не ошиблась, но не стал понапрасну тревожить парня – абсолютную уверенность могли дать только специальные тесты.
– Молодой? – спросила Кортни.
– Нашего примерно возраста. Холост, детей нет, однако натурал. От него исходила этакая надменная уверенность, свойственная симпатичным парням традиционной ориентации. Он поведал, что всегда много путешествовал и, вероятно, где-то подхватил клеща, малярию или что-нибудь в этом роде. Я спросил, активна ли его половая жизнь. Он рассмеялся нелепости моего вопроса. Конечно, сказал он, в этом я активен с юных лет. Много ли было партнерш, спросил я, и он пожал плечами – сбился со счету. «Связи с мужчинами?» – задал я следующий вопрос, и он затряс головой, глядя на меня как на сумасшедшего. «Я что, похож на голубого?» – удивился он, но я не стал отвечать. Через неделю он пришел за результатами анализов. Я его усадил и сказал, что, к сожалению, в его крови обнаружен вирус иммунодефицита, атаки которого какое-то время мы будем успешно отражать, но есть большая вероятность того, что через несколько месяцев он разовьется в полномасштабную болезнь, на сегодня, как известно, неизлечимую.
– Знаешь, сколько у меня было таких разговоров? – сказал Алекс. – Только в этом году семнадцать. А сейчас еще апрель.
Я вдруг вспомнил давний эпизод: в день моей свадьбы я сижу в кафе в районе Ренела, приглядываю за девятилетним парнишкой, пока его мать, заведующая парламентским буфетом, названивает в «Аэр Лингус», пытаясь забронировать билет в Амстердам. «Тебе не говорили, что ты чудаковат?» – спросил я. «Только в этом году – девятнадцать раз. А сейчас еще май».
– И как пациент № 741 это воспринял? – спросила Кортни. – Слушай, нельзя назвать его имя, что ли? А то мы как будто в научно-фантастическом фильме.
– Нельзя категорически. Воспринял он плохо. Посмотрел на меня, словно я затеял идиотский розыгрыш, потом весь затрясся и попросил воды. Я вышел из кабинета, а когда вернулся, он лихорадочно листал свою историю болезни, лежавшую на моем столе. Он не врач и, конечно, ничего там не понял, но как будто хотел доказать, что я ошибся. Я забрал папку, дал ему воды. Его так колотило, что он весь облился, пока пил. Потом немного успокоился и сказал, что наверняка я поставил неверный диагноз, а потому он требует заключение другого врача. Вы в своем праве, ответил я, но это ничего не изменит. Мы проводим специальные тесты на вирус, поэтому никаких сомнений не остается. Мне очень жаль.
Я сочувственно покачал головой и, оглядевшись, снова поймал брезгливые взгляды наших соседей. Лысый мужчина лет пятидесяти с лишним, объедавшийся огромным стейком с кровью, посмотрел на меня с неприкрытой ненавистью и что-то сказал своим сотрапезникам.
– И все равно пациент № 741 не мог принять правду, – рассказывал Бастиан. – Он спрашивал о лучшем враче в этой области и лучшей клинике, он был уверен, что кто-то ему поможет, докажет мою неправоту. Послушайте, у меня не может быть этой болезни! Схватив за плечи, он меня тряс, словно пытаясь вдолбить истину. Разве я похож не педераста? Я же нормальный!
– Ну вот вам! – Кортни всплеснула руками. – Полное невежество. Никакого понимания.
– Но потом он все же примирился? – спросил я.
– А куда денешься? – Бастиан погладил мою ладонь. Алекс и Кортни были нашими близкими друзьями, но я заметил, что подобная нежность их покоробила. – Ничего другого ему не оставалось. Вы должны связаться со всеми женщинами, с кем у вас была близость, сказал я, и уведомить, что им необходимо провериться. Бог с вами, ответил он, я не знаю не то что телефонов, а даже имен половины тех дамочек, с кем переспал за последний год. Затем попросил сделать ему переливание крови. Слейте всю мою кровь и замените ее хорошей. Глупости, сказал я, это не поможет. Но я же не пидор! – все повторял он.
