Эрика гостила у сестры уже две недели, и ее принимали как родную. Разумеется, она и была им родная, просто забыла, как это бывает в семьях Словакии. Родственники тесно общаются, нередко ссорятся, но всегда честны друг с другом, и честность эта подкрепляется любовью и преданностью. Эрике вспомнились визиты родственников Марка. В такие периоды в их доме царили предельная корректность и чопорность, и это ужасно изматывало.
Якуб с Каролиной смотрели на нее, ожидая ответа.
– Навсегда остаться я не могу, но побуду здесь чуть дольше, пока полностью не исцелюсь. – Она улыбнулась.
– А расскажи, как ты победила тех бандитов с пистолетами! – крикнул Якуб, хватая ее за руку.
– А страшно было в них стрелять? – спросила Каролина.
– Я стреляла в них тазером. Это не огнестрельное оружие, а электрошоковое… – начала Эрика и осеклась, заметив, что идущие мимо две пожилые женщины с удивлением смотрят на нее. – Давайте я потом расскажу, когда мы все пойдем пить горячий шоколад.
– А у папы есть пистолет. Он прячет его в коробке для завтрака, на которой нарисован Бэтмен, – доложил Якуб.
– Все, хватит болтать. Пойдемте. – Ленка достала из джипа венок и упаковку свечей. Она сунула венок Мареку, который все еще беседовал по телефону.
– Ты видела, какой у нее ремень? – одними губами спросила Каролина. Эрика глянула на ремень, перетягивавший в поясе пальто Ленки. Пряжку украшала надпись «GOLD DIGGA». – Она не знает, что означает «Gold Digger», – добавила Каролина.
– Держи свечи. – Ленка сунула дочери упаковку свечей. – Это бренд. Эксклюзивный бренд. Я купила ремень в Братиславе.
– Gold Digger – это женщина, которая спит с богатым мужчиной из-за денег, – пропела Каролина. Эрика подавила улыбку. Ленка Каролину не слышала. Она подошла к Мареку, велела ему отключить телефон, и они зашагали на кладбище.
В Нитре это было самое большое кладбище. Оно простиралось на несколько акров, и сейчас его из конца в конец устилал ковер из мерцающих свечей. Кладбище было заполнено людьми, ходившими меж надгробных памятников. Возле каждого могильного камня на их пути горели свечи в разноцветных вычурных металлических и стеклянных подсвечниках. На деревьях еще оставались осенние листья. От множества пылающих свечей кладбище обволакивало теплое оранжевое сияние. Они шли в молчании несколько минут, пока не остановились перед могилой родителей Эрики и Ленки. На ней лежала простая могильная плита из серого мрамора, на которой золотыми буквами было вытеснено:
Франтишек Болдиш
1950–1980
Ирэна Болдишова
1953–2005
Ленка положила на мрамор венок; дети принялись заменять старые догоревшие свечи новыми. Помогая Якубу зажечь маленькую свечу и опустить ее в один из подсвечников, Эрика смотрела на имена, вытесненные золотом на камне. Ей было восемь лет, а Ленке – шесть, когда умер их отец. Она его помнила смутно. Его образ ассоциировался лишь с отдельными картинами детства: когда он возвращался домой с работы, с завода по производству пластмасс, и приносил детям полный карман сладостей; когда на какой-то праздник они всей семьей отправились на пикник у озера, и он, по очереди сажая дочерей на плечи, заходил на глубину.
Однако Эрика живо помнила тот вечер, когда полицейский и комендант дома постучались к ним в квартиру и сообщили, что отец погиб на фабрике в результате несчастного случая. Вопль матери до сих пор звучал у нее в ушах. Ленка была совсем крошкой, ничего не понимала, и Эрика увела ее в детскую, где они на протяжении многих часов играли в куклы, не зная, что им делать.
Следующие десять лет Эрика и Ленка наблюдали, как их мать постепенно превращается в законченную алкоголичку…
Эрика отмахнулась от неприятных воспоминаний и посмотрела на Ленку и Марека, державшихся за руки, на Якуба и Каролину, стоявших перед родителями рядом с маленькой Эвкой, которая в изумлении глазела на пылающие свечи. Счастливая семья, окутанная мягким сиянием.
Эрика покинула Словакию, когда ей исполнилось восемнадцать – сбежала от своего несчастливого детства, от ужасных отношений с матерью, и поехала искать лучшую долю – новую жизнь в Англии. Глядя на мерцающие свечи, она думала о том, как жила последние годы в Англии: как потеряла Марка, как усердствовала на работе каждый божий день. Потом подумала про преступление, которое она расследует, про последние встречи с Мелани и Питерсоном. Она знала, что между ней и Питерсоном все кончено, но, услышав это из его уст, поняла, что черта под их отношениями подведена. Да и что это были за отношения? Минное поле. Она – его начальник, они вместе работали, да и непросто ей было после Марка связать себя обязательствами с другим мужчиной. И она так и не сумела полностью отдаться своей новой привязанности – теперь она это понимала.
Эрика смотрела на Ленку, которая вместе со своей семьей вела счастливое существование в Нитре, и спрашивала себя: а стоило ли убегать? И от чего она бежала? Ленка осталась и устроила свою жизнь. Эрике уж скоро пятьдесят, а она бездетная вдова, карьера ее висит на волоске. Предательство Нилза Акермана потрясло ее до глубины души, и вообще еще неизвестно, к чему это приведет. Да, в Лондоне у нее есть друзья: Айзек и Мосс. Но она всегда держала их на расстоянии вытянутой руки. Эрика старалась увидеть хоть какой-то позитив в своем будущем.
– Тетя Эрика, ты такая грустная, – заметил Якуб. Его карие глазки полнились беспокойством.
– Это время года такое грустное, – ответила она, отирая слезу.
– Ты скучаешь по дяде Марку?
Эрика кивнула.
– Он хороший был. Все время улыбался, хотя я плохо его помню.
По щекам Эрики теперь текли слезы, и Ленка опустилась на корточки рядом с ней.
– Все хорошо, – промолвила она, обнимая сестру. Эрика всхлипывала у нее на плече. Она стиснула руку Ленки и зарылась лицом в мягкую ткань ее пальто. Марек поманил детей и повел их прогуляться, чтобы не мешать сестрам. Эрика долго плакала. Оплакивала тех, кого потеряла, оплакивала свою жизнь, которую, как ей казалось, она растратила впустую.
– Все хорошо, moja zlata
[29], – утешала сестру Ленка, поглаживая ее по коротким волосам. – Все хорошо, ты не одна.
Слезы у Эрики наконец-то иссякли, она почувствовала себя лучше. На нее никто не смотрел, ведь кладбище – единственное место, где чужие слезы ни у кого не вызывают любопытства.
Ленка дала ей бумажную салфетку.
– Ты же знаешь, ты можешь жить у нас сколько хочешь.
– Знаю. Спасибо. Но моя жизнь теперь не здесь. Рано или поздно мне придется вернуться.
– Ладно, давай зажжем свечи и поедем в город пить горячий шоколад, – сказала Ленка. – А потом Марек заберет детей, и мы с тобой побалуем себя чем-нибудь покрепче.
