— Кэп, — зовет Кай. — Какой курс?
Я резво взбегаю по ступенькам на бак
[6], выдергиваю из петли на ремне золотую подзорную трубу и прижимаю ее к подведенному сурьмой глазу. За бушпритом простирается океан. На многие мили вокруг. Даже на эоны. Ничего, кроме чистой воды. Я облизываю губы, так и не насытившись острыми ощущениями.
Во мне течет королевская кровь, но дух приключений сильнее. По словам отца, мидасскому наследнику не пристало размахивать ржавым клинком или уплывать в открытые воды, или исчезать на несколько месяцев, или к девятнадцати годам так и не обзавестись подходящей женой, или носить треуголки и лохмотья с простой шнуровкой вместо золотой.
Не пристало быть пиратом и истребителем сирен, а не принцем.
Я вздыхаю и вновь устремляю взгляд за нос корабля. Кругом океан, но где-то там, слишком далеко, чтобы увидеть, есть земля. Остров Мидас. Дом.
Я смотрю вниз на свою команду. Две сотни моряков и воинов, которые считают мои поиски благородными и отважными. Придворные, услышав мое имя, представляют юного принца, который путешествует, просто чтобы выпустить пар. А эти мужчины и женщины услышали мое имя и поклялись мне в вечной верности.
— Ладно, кучка сиреньих потрохов, — говорю им, — разворачивайте нашу даму влево.
Экипаж одобрительно вопит. На Мидасе я всегда слежу, чтобы у них было вдоволь еды и выпивки. Полные животы и кровати с шелковыми простынями. Роскошь, к которой они не привыкли на «Саад» или на постоялых дворах с соломенными тюфяками, где нам приходилось спать во время плаваний.
— Моя семья явно хочет узнать, как мы поживаем, — объявляю я. — Мы возвращаемся домой.
Палуба дрожит от топота ног. Команда восторженно рукоплещет. Я ухмыляюсь, удерживая радостное выражение на лице. Нельзя колебаться. Это ключевая часть моего образа: никогда не расстраивайся, не злись и не медли. Будь в ответе за собственную жизнь и судьбу.
Корабль резко берет право на борт, разворачиваясь по широкому кругу, пока экипаж носится по палубе в предвкушении возращения на Мидас. Не все они оттуда. Кто-то родом из соседних королевств вроде Армонии или Адекароса. Из стран, что им наскучили или погрязли в беспорядках после гибели местных принцев. Мои люди отовсюду и ниоткуда, но домом считают Мидас, потому что я его так называю. Пусть даже это ложь и для них, и для меня. Команда корабля стала мне семьей, и хотя я никогда не мог сказать об этом вслух, а может, и не должен был, «Саад» — вот мой настоящий дом.
А остров, на который мы плывем, — лишь очередная остановка в пути.
Глава 4
ЭЛИАН
Вода вокруг Мидаса сверкает золотом. Конечно, это иллюзия, и на самом деле она синяя, как любое море, но свет способен на многое. Необъяснимое. Свет умеет лгать.
Над землей возвышается замок в форме огромной пирамиды. Он построен из чистого золота, так что каждый камень и кирпич будто соткан из солнечных лучей. Вдоль горизонта рассыпаны статуи, а дома в нижних городах окрашены в один цвет. Улицы и брусчатка сияют желтым, и когда солнце озаряет океан, он отражает весь этот блеск. Только в самые темные минуты ночи можно увидеть истинную синеву мидасского моря.
Кровь принца Мидаса, моя кровь, тоже должна быть золотой. В каждом из сотни королевств есть свои мифы и легенды о местных властителях. Боги вырезали правящую семью Пагоса
[7] из снега и льда, и отныне все их потомки одарены волосами цвета молока и губами синими, как само небо. Короли Эйдиллиона
[8] — дети бога любви, потому любой, кого они коснутся, найдет свою вторую половинку. Ну а монархи Мидаса отлиты из чистого золота.
Легенда гласит, что моя семья истекает не кровью, а сокровищами. Естественно, меня частенько ранили — сирены теряют спокойствие, когда из охотниц превращаются в добычу, и руки мои познали остроту их когтей. Я проливал кровь чаще, чем любой принц, и с уверенностью заявляю, что она никогда не была золотой.
Моей команде это известно. Именно они промывали мне раны и сшивали разодранную кожу. И все же они поддерживают эти небылицы, смеясь и неопределенно кивая, когда кто-то говорит о золотой крови. Они никогда не выдадут секрет о моей заурядности.
— Само собой, — скажет Мадрид всякому, кто спросит. — Кэп состряпан из самых ясных кусочков солнца. Узреть его в крови — все равно что заглянуть в глаза богам.
А Кай наверняка склонится и понизит голос до шепота, будто раскрывая все мои тайны:
— После ночи с ним женщины неделю рыдают жидким металлом вместо слез. Отчасти — тоскуя по его прикосновениям, отчасти — чтобы выкупить обратно свою гордость.
— Ага, — завсегда добавит Торик. — А еще он гадит радугой.
Я задерживаюсь на баке «Саад», вставшей на якорь в мидасских доках, встревоженный мыслью о том, что вскоре после стольких недель мои ноги вновь коснутся твердой земли. Так всегда. Еще удивительнее думать, что, прежде чем направиться к пирамиде и своей семье, придется оставить на борту истинного себя. Миновал почти год с моего последнего визита, и пусть я скучал по родным, срок все равно не кажется большим.
Рядом стоит Кай. Остальные уже, будто армия, промаршировали во дворец, но он редко меня покидает, если я не прошу. Боцман, лучший друг и телохранитель. Впрочем, последнюю роль он никогда не признает, хотя отец предложил за нее достойную оплату. Но в то время Кай, как бывалый член команды, уже понимал, что спасать меня не нужно, и, как мой друг, даже не пытался.
И все же золото взял. Он многое брал просто потому, что мог. Так бывает, когда растешь сыном дипломата. И раз уж он решил разочаровать отца, присоединившись к моей охоте на мерзких сирен вместо того, чтобы провести жизнь в политических играх и государственных переговорах, то не собирался останавливаться на полпути. Кай бросил все, что у него было. В конце концов, наследства его уже лишили.
Вокруг меня все мерцает. Здания, мостовые, даже доки. Над головой сотни крошечных золотых фонариков плывут к небесам, празднуя мое возвращение домой. Советник отца из страны гадалок и пророков, потому он всегда знает, когда я появлюсь. И всякий раз к сиянию звезд на небосклоне добавляется драгоценный блеск пылающих фонарей.
Я вдыхаю знакомый аромат родного края. Мидас всегда пахнет фруктами. Одновременно так много разных ноток. Грушевое масло и персиковые косточки, их медовая плоть, смешанная со сладким абрикосовым бренди. А под всем этим затухающий запах лакрицы, что исходит от «Саад» и, скорее всего, от меня.
— Элиан! — Кай закидывает руку мне на плечо. — Пора идти, если мы хотим сегодня поесть. Этим троглодитам дай только шанс, и они нам ничего не оставят.
