— Я не услышала извинений, — говорю я. — Не мог бы ты их повторить?
Кай сверкает глазами, но совсем не так, как прежде, легко, без злобы и враждебности. Еще и улыбается.
— Похоже, Элиан передал тебе свое чувство юмора.
При упоминании принца я замираю.
Он обещал, что не вернется за мной, если что-то пойдет не так, но все равно вернулся. И когда освободился от пут и получил шанс сбежать, не хотел уходить.
В висках стучит, и я крепко зажмуриваюсь. Главная моя цель пребывания на этом корабле — убить Элиана, а когда выпала возможность сделать это чужими руками, я вмешалась.
Оттолкнула его от пули так же, как он вытащил меня из океана. Не думая и не оценивая, что это значит и какую пользу может принести. Я так поступила, потому что это казалось единственно верным решением.
В водном мире Калья — последнее напоминание о моей утраченной невинности. Единственное доказательство того, что существует крошечная часть меня, которую моя мать не сумела заполучить. Не знаю почему, но Элиан вызывает во мне то же дикое чувство, что прежде предназначалось исключительно для Кальи. Желание поддаться искрам преданности и человечности, позволить им завладеть мной. Мы похожи, принц и я. И если в глазах кузины я вижу воспоминания о собственном детстве, то рядом с Элианом я словно нахожусь рядом с иной версией себя. Мы отражение друг друга — два королевства, две жизни. Осколки одного зеркала. Между нами целые миры, но это скорее семантика, чем реальные доказательства наших отличий.
А теперь все совсем печально. Элиан изменил все за секунду единственным жестом, естественным, как дыхание: он улыбнулся. Не потому, что я страдала или пресмыкалась, или послушно исполняла все его прихоти и приказы, как я угождала матери. Он улыбнулся, потому что увидел меня. Свободной, живой, готовой к нему вернуться.
Я так зациклилась на том, чтобы положить конец правлению своей матери, что даже не задумывалась о том, как положить конец ее войне. Добравшись до ока, я все равно собиралась вырвать сердце Элиана, как и было велено, как будто таким образом что-то докажу своему народу. Но что? Что я такая же, как Морская королева, и ценю смерть и жестокость превыше милосердия? Что предам кого угодно, даже тех, кто мне верен?
Если я найду око Кето, возможно, получится спасти от страданий не только сирен, но и людей. Вдруг я сумею остановить вековую вражду, порожденную смертью. Стану новой королевой, которая не превращает своих дочерей в убийц.
Я вспоминаю, как Крестелл, защищая от меня Калью, пожертвовала собственной жизнью.
«Стань королевой, в которой мы нуждаемся».
— Я позову капитана, — прерывает Кай мои размышления.
Я встаю, позволяя боли пронзить тело и утихнуть, и сосредотачиваюсь на внезапно вспыхнувшем стремлении.
— Нет, — говорю. — Не надо.
Кай медлит у двери, уже вцепившись в ручку.
— Ты не хочешь, чтобы он приходил?
Я качаю головой:
— Ему не придется. Я сама его найду.
Глава 31
ЭЛИАН
По мере приближения к Пагосу воздух с каждой лигой становится все разреженней. Мы ощущаем это каждую ночь, наши кости скрипят вместе с «Саад», пока она рассекает воду, которая вскоре превратится в ил и лед. Неважно, как далеко мы продвинулись, ибо Пагос всегда чувствуется нутром. Все отчетливее и отчетливее с каждой саженью он проявляется где-то глубоко в душе. Финальный акт нашего путешествия, где ждет освобождения кристалл Кето.
Райкрофт теперь как никогда напоминает призрака — он заперт в трюме и обеспечен бинтами и лекарствами. Необходимым минимумом, чтобы доплыть до конца. Я к нему не спускался, делегировав эту обязанность Торику и другим членам экипажа, которые легко сладят и с Райкрофтом, и с собственными эмоциями.
Мадрид такого не доверишь. Не в случае, когда замешан ее земляк. Плохие воспоминания, как правило, сказываются на ее моральных качествах, и я могу это понять. Кай тоже не у дел. Не сможет он присматривать за Райкрофтом да приносить ему еду, не сдобренную ядом. Ну и еще есть я. Человек, которому я в этом вопросе доверяю меньше всего.
Лира, может, и жива, но ничего не закончилось. Облегчение окутало мой гнев точно дымка, приглушив его так, что со стороны не разглядеть, но не изгнав совсем. Впрочем, не имеет значения, спущусь я к Райкрофту или нет, — он и без того должен почувствовать, какая судьба его ожидает. Даже до него наверняка доносится протяжный волчий зов Пагоса. В недра хрустальной клетки, где когда-то была заперта Лира и где теперь сидеть Райкрофту, пока я не вручу его ледяному королевству. Пусть слушает свист ветра в комнате темной, как его душа. А когда мы наконец причалим, пусть гниет в пагосской тюрьме, холодной, как его сердце.
— Ты не пьешь.
Лира взбирается по ступенькам на бак. Пытается удержать плечом соскальзывающее одеяло, но из-за резкого движения вздрагивает, потревожив рану на боку.
Я протягиваю руку, чтобы помочь ей подняться, но девушка глядит на нее как на ядовитую змею.
— Хочешь, чтобы я ее отрубила? — спрашивает.
Моя рука так и зависает между нами.
— Не очень.
— Тогда убери ее от моего лица.
Цепляясь за поручень, она преодолевает последние ступеньки и устраивается рядом со мной. Края одеяла скользят по моим ладоням. Ночами нынче так холодно, что спать в сапогах, похоже, единственный способ сохранить пальцы на ногах. Но здесь, когда кругом звезды и песнь «Саад», спешащей навстречу приключениям, мне тепло так, как никогда не бывает в каюте.
— Я ведь не калека, — говорит Лира.
— Самую малость.
Даже не поворачивая головы, я знаю, что глаза ее полыхают. Лира умеет смотреть на людей — на меня — так, что чувствуешь это столь же отчетливо, как видишь. Не будь ее глаза поразительно синими, я бы поклялся, что они лишь угли, тлеющие на ее внутреннем огне.
Я касаюсь пагосского ожерелья, что висит на моей шее, как ракушка на шее Лиры. Ключ ко всему. К окончанию войны, которая длилась целую вечность.
— Если тебя подстрелят, — ворчит Лира, — я тоже буду относиться к тебе так, будто ты не способен на простейшие действия. — Она обхватывает руками колени в попытке согреться. — Посмотрим, понравится ли тебе, когда я стану протягивать руки, чтобы помочь тебе ходить, даже если ранен ты не в ногу.
— Я буду польщен, что ты ищешь повод просто подержать меня за руку.
— Вероятнее, я ищу повод тебя подстрелить.
Покосившись на нее, я откидываюсь на локти.
Палуба «Саад» усеяна моими друзьями, что орошают лакированное дерево ромом да поют песни, наполняющие паруса наравне с ветром. Глядя на них, счастливых и спокойных, я понимаю, что ничто не может связать прочнее океана. Даже кровь.
