Сестра сжимает ее:
— Ты пререкался с ним.
— Он первый начал.
— С такими талантами в полемике ты станешь прекрасным дипломатом.
— Нет, — качаю я головой, — если ты займешь трон.
— Тогда я хотя бы получу браслет. — Она толкает меня плечом. — Как твое приключение? Сколько сирен ты убил, о величайший из пиратов?
Амара говорит с ухмылкой, прекрасно зная, что я никогда не расскажу ей о своей жизни на «Саад». Я многим делюсь с сестрой, но не тем, каково это — быть убийцей. Мне нравится, когда она видит во мне героя, а убийцы — чаще всего злодеи.
— Почти ни одной, — отвечаю. — Я пил слишком много рома, чтобы думать об охоте.
— Ты ужасный лжец. И «ужасный» — в смысле «плохой».
— А ты ужасная надоеда. Что-то новенькое.
Амара пропускает мои слова мимо ушей и спрашивает:
— Ты пойдешь в банкетный зал к друзьям?
Я качаю головой. Стража позаботится об удобных кроватях для моих людей, а я слишком устал, чтобы вновь изображать улыбку.
— Я иду спать, — говорю сестре, — как и велела королева.
Кивнув, она встает на носочки и целует меня в щеку:
— Значит, до завтра. А о твоих подвигах я могу расспросить Кая. Дипломат ведь не станет лгать принцессе.
С игривой усмешкой Амара разворачивается и скрывается за дверью своей комнаты.
Я застываю на мгновение.
Я не в восторге от того, что сестра обменивается байками с моей командой, но по крайней мере в Кае можно не сомневаться: самые жестокие и кровавые истории останутся при нем. Он чудак, но не глупец. И в курсе, что принц из меня сейчас такой же, как из него сын дипломата. Это моя самая страшная тайна. Люди знают меня как охотника на сирен, но придворные говорят об этом весело и с любовью: «О, принц Элиан пытается всех нас спасти». Если б они сознавали, чего это стоит, сколь ужасны и тошнотворны вопли сирен… Если б только увидели на моей палубе трупы женщин, еще не растворившихся в пене морской, то не смотрели бы на меня с такой приязнью. Я бы перестал быть для них принцем — заманчиво, но развеивать их иллюзии не выход.
Глава 5
ЛИРА
Дворец Кето, самое сердце моря Дьяволос, всегда был домом для королевской семьи. У людей на каждый клочок земли есть свои властители, но в океане он только один. Одна. Королева. Моя мать, и когда-нибудь я займу ее место.
Когда-нибудь наступит скоро. Не потому, что моя мать слишком стара, чтобы править. Хотя сирены живут до ста лет, мы не стареем десятилетиями, и вот уже дочерей не отличить от матерей, все выглядят как сестры, и трудно определить чей-то возраст. Еще одна причина нашей традиции с сердцами: нас выдают не морщины, а украденные жизни.
Я впервые нарушила эту традицию, и моя мать в ярости. Она глядит на меня сверху вниз, Морская королева, воплощение власти и тирании. Со стороны она, наверное, кажется божеством, чье царствование продлится вечно. Совсем не похоже, что трон она потеряет уже через несколько лет.
Как это принято, Морская королева снимает корону, собрав шестьдесят сердец. Я точно знаю, сколько их в ее тайнике под дворцовыми садами. Прежде она объявляла число каждый год, гордясь своей растущей коллекцией, но замолчала, едва ей исполнилось пятьдесят. Моя мать перестала считать или по крайней мере делиться своими свершениями с подданными. Но я не переставала. Каждый год я вела учет материнских сердец так же строго, как своих. Потому теперь знаю, что осталось три года, прежде чем корона перейдет ко мне.
— Сколько их у тебя, Лира? — вопрошает нависшая надо мной Морская королева.
Я неохотно склоняю голову. Калья мнется где-то позади, и пусть я ее не вижу, но знаю, что она отслеживает каждый жест.
— Восемнадцать, — отвечаю я.
— Восемнадцать, — задумчиво тянет королева. — Забавно, что у тебя уже восемнадцать сердец, когда до дня твоего рождения еще две недели.
— Я знаю, но…
— А теперь послушай, что знаю я. — Она опускается на трон. — Я знаю, что ты должна была сопроводить сестру на охоту за ее пятнадцатым сердцем, и почему-то это оказалось для тебя слишком сложно.
— Ничуть. Я сопроводила ее.
— И не забыла прихватить кое-что для себя.
Она обхватывает меня щупальцами за талию и притягивает к себе. Кости мои трещат.
Каждая Морская королева рождается простой сиреной и только вместе с короной взамен хвоста получает могучие щупальца, способные сдержать натиск армий. Она становится скорее кальмаром, чем рыбой, и с этим преображением в королеве расцветает магия, великая и неукротимая. Та, что меняет форму морей по прихоти хозяйки. Морская королева — она же Морская ведьма.
Я не знала мать, когда она была сиреной, и не могу даже представить ее столь обычной. Древние символы и руны красными узорами тянутся от ее живота вверх до восхитительных точеных скул. Щупальца ее алые с черным, словно кровь с разводами чернил, а глаза давно превратились в рубины. Даже корона королевы грандиозна — она острыми рогами возвышается над ее головой и стекает на спину, будто еще одни конечности.
— Я возмещу, не стану охотиться в день своего рождения, — уступаю я, затаив дыхание.
— О нет, станешь. — Королева поглаживает свой черный трезубец. На среднем зубце сверкает рубин, точно как ее глаза. — Потому что сегодня ничего не было. Потому что ты бы никогда меня не ослушалась, не нанесла бы мне подобного оскорбления, не так ли, Лира?
Хватка на моих ребрах усиливается.
— Конечно, матушка.
— А ты? — Королева обращает взор на Калью, и я прячу беспокойство как можно глубже.
Заметив тревогу на моем лице, мать сочтет это очередной слабостью, которую можно использовать.
Калья подплывает ближе. Волосы ее стянуты на затылке жгутом водорослей, а на ногтях по-прежнему виднеются остатки адекаросской правительницы. Кузина склоняет голову, что иные приняли бы за проявление уважения. Но мне лучше знать. Она никогда не посмотрит Морской королеве в глаза, ибо в них та прочтет все, что Калья о ней думает.
— Я полагала, она просто его убьет, — говорит Калья. — Я не знала, что она заберет его сердце.
Ложь, и я ей рада.
— Поразительная глупость с твоей стороны не знать собственную кузину. — Моя мать практически пожирает Калью взглядом. — Не уверена даже, что смогу придумать достаточно мерзкое наказание для подобного идиотизма.
Я прижимаю руку к обхватившему меня щупальцу:
— Каким бы ни было наказание, я приму его.
Улыбка королевы подрагивает: она явно думает, что после такого я просто недостойна быть ее дочерью. Но это выше моих сил. В океане сирен, где каждая лишь за себя, защита Кальи стала своего рода рефлексом. С того самого дня, когда мы обе вынужденно наблюдали за смертью ее матери. И на протяжении многих лет, пока Морская королева пыталась превратить нас в идеальных потомков Кето. Обтачивала наши углы до правильной формы, коей она могла бы восхищаться. Кривое отражение нашего детства, о котором я предпочла бы забыть.
