Система добровольного объединения
Одно только планирование не в состоянии решить кризис доступности жилья в Ванкувере и других городах мира. Власти должны использовать все имеющиеся инструменты, чтобы люди, работающие в городе, могли там жить. Это политический вопрос. Кто будет иметь право жить в Ванкувере — или любом другом мегаполисе мира — в будущем? Я вернусь к проблеме равенства в главе 10.
Важно признать, что есть тысяча способов вернуть в город ощущение компактности и комплексности, и инициатива не обязательно должна исходить от градостроителей или чиновников. Можно перенять опыт Дании и строить многоквартирные дома по периметру большого общего двора. Можно изучить традиционную систему fareej, принятую в столице ОАЭ Абу-Даби: дворы соединены узкими аллеями и ограниченными общественными пространствами, и большим семьям со множеством родственников там очень уютно.
Мы с командой консультантов потратили несколько сотен часов на изучение того, как укрепить взаимоотношения в многоквартирных комплексах. Некоторые выводы наших исследований
[272] очевидны. Например, формирование социальных и дружеских связей происходит проще, если общим входом объединены не более восьми домохозяйств. В более крупных жилых комплексах социальные связи крепче, если домохозяйства сгруппированы в кластеры не более 12 единиц. Опираясь на эти знания, можно проектировать дома, где люди будут чувствовать себя более счастливыми.
Я много путешествовал в поисках проекта, который обеспечит идеальный баланс между личным пространством и чувством принадлежности к сообществу. И я нашел его в обычном пригороде в часе езды к северу от калифорнийского Стоктона.
Все началось в 1986 г., когда пара молодых активистов экологического движения Кевин Вольф и Линда Клауд купили два соседних дома на улице N Street, которая на тот момент была окраиной университетского городка в Дейвисе. В какой-то момент они разобрали забор между домами, и вскоре многие студенты, проживавшие с ними, начали вместе ужинать в доме побольше. По мере того как соседние дома покупали или арендовали люди, ориентированные на создание сообщества, между ними становилось всё меньше заборов, и люди чаще заходили в большой дом на ужин.
Жители района, ставшего известным как N Street Cohousing, получили от городского совета Дейвиса статус плановой застройки, что позволило им добавить еще по коттеджу рядом с их домами. В 2005 г. Вольф и Клауд вложились в постройку большого общего дома, который стал миниатюрным общественным центром с прачечной и столовой, где может разместиться несколько десятков людей.
Когда в 2010 г. я попал в этот район, там на площади 0,8 гектара жили более 50 человек — в пять раз больше, чем в обычном пригороде. При этом место не казалось перенаселенным. И во всем квартале не было заборов. Я прошел по узкому коридору между двумя одноэтажными домами и увидел, что в центре квартала раскинулась роскошная зеленая лужайка. Там же был фруктовый сад с яблонями и апельсиновыми деревьями, курятник, небольшие садики и лужайки с забытыми детскими игрушками.
Я сказал Вольфу, что это место напоминает коммуну.
«Нет, — поправил он меня. — Это не общественная земля. Все участки в частной собственности. Мы живем в своих домах со своими дворами. Просто мы осознанно решили сделать эти дворы общими, как и часть ресурсов».
Всё элементарно. Обитатели N Street Cohousing ежемесячно платят 25 долларов за пользование общим домом, который принадлежит Вольфу и Клауд. Некоторые по очереди готовят еду для нескольких десятков соседей на большой кухне. Кто-то предпочитает готовить и есть в одиночестве дома. Некоторые выбирают один из вариантов по настроению. Кто-то из соседей сбросился на установку джакузи, которым можно пользоваться за умеренную плату. Других ванна с пузырьками не интересует. Люди делают со своим двором, что сочтут нужным, но они договорились оставить общие проходы по территории.
Это уникальное рыночное решение о совместном использовании ресурсов, которое позволяет каждому придерживаться своего уровня участия или изоляции в любой момент. Люди проводят время вместе, когда того хотят, и наслаждаются одиночеством, если не в настроении. У этой модели есть преимущество с точки зрения природных объектов: благодаря отсутствию заборов между домами у всех есть огромный зеленый задний двор. Кроме того, родители чувствуют себя спокойно, когда отпускают детей поиграть на заднем дворе, зная, что за ними будут приглядывать соседи.
Благодаря этому добровольному объединению произошло еще одно удивительное событие. Во время нашего ужина с Вольфом и еще десятком друзей пришел один из соседей с маленьким ребенком, которого мне представили как дочь Вольфа и Клауд. Это была веселая, бойкая девочка пяти лет. Уложив ее спать, Вольф рассказал мне, что это не его родная дочь. В возрасте 9 месяцев ее удочерила одинокая женщина, которая тоже жила в их сообществе. К сожалению, у нее диагностировали рак. Здоровье женщины ухудшалось, а ребенок проводил всё больше времени у ближайших соседей — Вольфа и Клауд, и всё чаще оставался у них на ночь. Узы привязанности и заботы между членами сообщества настолько глубокие, что, когда мать девочки умерла, та вполне естественно стала частью новой любящей семьи (ее официально удочерили). Сообщество стало ее большой семьей.
Конечно, не может быть одного идеального сообщества для всех. У каждого свои представления о толпе и одиночестве, индивидуальная потребность в новизне и личном пространстве, любовь к музыке или садоводству, свои сложные ассоциации с местами, запахами и воспоминаниями. Но системы, в которых мы живем, неизбежно влияют на наше эмоциональное состояние. Уроки, которые преподносят нам «трамвайные районы» или сообщества вроде N Street, не в том, что городу нужны трамваи или надо сносить заборы между домами либо искать подходящую социальную геометрию в истории столетней давности. Они в том, что мы способны найти разные формы, которые спасут нас и планету. Не обязательно стремиться к небу, но эти формы явно более компактные, чем те, которые предлагают нам сторонники рассредоточения.
Глава 7. Чувство принадлежности к сообществу
Улица изматывает человека. Она отвратительна. Почему же тогда она всё еще существует?
Нашей культуре не хватает искусства выражать свои чувства. Оно не сделает нас жертвами друг друга, скорее превратит в более уравновешенных взрослых, способных справиться с трудностями и извлечь из них уроки.
Однажды вышел спор между архитектором и психологом. Дело было в 1962 г., в волнующую эпоху расширения европейских городов. Недавнего выпускника Школы архитектуры при Датской королевской академии изящных искусств Яна Гейла вместе с коллегами пригласили создать проект абсолютно нового района с использованием методов позднего модернизма. Они были поглощены идеей формы и эффективности, думали о водопроводах, свете и газонах. Но супруга Гейла, Ингрид, экологический психолог, скептически отнеслась к одностороннему подходу архитекторов. Она указала, что те редко задумываются об отношениях между средой и живыми существами, которые ее населяют. Конечно, они добавляют в эскизы человеческие фигурки — детей, играющих на больших газонах, группу матерей, болтающих возле голой бетонной стены, — но не изучают реакцию людей на здания, когда те уже построены. Стоит ли удивляться, что после того, как новые небоскребы возведены, ни дети, ни их мамы не появляются в местах, которые им отвели архитекторы.
