У архитектора, который начал мыслить как психолог, произошла резкая смена парадигмы. Супружеская пара получила грант на изучение средневековых городов Италии и полгода провела среди соборов, музеев и дворцов, словно сошедших с живописных открыток. Но их интересовала не архитектура, а человеческая деятельность, которая кипела на узких улочках городов, еще не захваченных рациональными застройщиками или автомобилями. В Копенгагене они не встречали ничего подобного. Под бутылочку красного вина они начали наблюдать за этой жизнью: людьми, неспешно идущими вдоль каналов в Венеции, суетой извилистых улочек в Перудже, за Пьяцца-дель-Кампо в Сиене и многочисленными гуляющими. По сравнению с пустыми улицами их родного города, где мало кто останавливался, чтобы выпить чашечку кофе, жизнь в итальянских средневековых городах била ключом.
Взять, например, Пьяцца-дель-Кампо — величественную центральную площадь Сиены, радиально расходящуюся вверх по склону от Палаццо Публико и принимающую форму широкого полукруга, вдоль которого выстроились пятиэтажные виллы. Эта живописная площадь стала настоящей сценой, мимо которой торжественно вышагивает весь город. Здесь вы не встретите ни одного автомобиля.
Ян и Ингрид устраивались где-нибудь на краю площади и целыми днями наблюдали. Они отмечали, как люди приходят и уходят каждые полчаса, словно натуралисты, фиксирующие передвижения животных у водопоя. Утро обычно бывало спокойным. По мере того как солнце поднималось выше, площадь наполнялась людьми, которые приходили через каменные арки и темные аллеи. Они задерживались, чтобы пропустить по стаканчику и поболтать. Они собирались в небольших кафе и ресторанчиках, столики которых заполняли северную часть площади. Они опирались на известняковые столбы высотой по грудь, установленные через равные интервалы вдоль площади (они и нужны для того, чтобы на них опирались). Когда подсыхала роса, туристы, скрестив ноги, усаживались на покатую, вымощенную брусчаткой мостовую и наблюдали, как тень от башни Торре-дель-Манджа ползет по амфитеатру. После заката нарядные сиенские семьи приходили сюда на променад и дружески болтали у мраморного Фонтана радости.
Площадь сближала людей, замедляла темп их жизни, укачивала в своих ладонях.
Созданная для общения
Благодаря форме амфитеатра, многочисленным кафе по периметру и месту для прогулок центральная площадь Сиены, как магнит, притягивает и удерживает людей. (Фотографии Этана Кента / Project for Public Spaces)
Ян Гейл был покорен этим рукотворным «парком Серенгети»
[275]. Может, итальянцы генетически более предрасположены, чем датчане, собираться в общественных местах? Вдруг этому способствовала их древняя культура? Возможно
[276]. Но даже если городские места вроде этой площади отражают местную культуру и климат, по мнению Гейла, их изящная геометрия определяет поведение людей и призывает их проводить время вместе.
Лучше всего эту теорию можно было проверить, вернувшись в Копенгаген, где начинался радикальный эксперимент.
После Второй мировой войны вокруг столицы Дании шел такой же бурный рост пригородов, как вокруг любого американского города. Люди покупали машины, и город уже было не удержать в исторических границах. Копенгаген как мог старался справиться с потоком личных автомобилей, наводнивших город. Общественные площади и хаотичные площадки между зданиями, которыми раньше пользовались жители, превратились в парковки. Но когда узкие улочки заполнились металлом, ревом моторов и выхлопными газами, город встал в пробках. Полиция оказалась бессильна. О расширении исторической части не могло быть и речи, это означало бы разрушение бесценных архитектурных сокровищ. Когда градостроители предложили проложить автостраду между величественных озер в западной части исторического центра, стало очевидно, что пора принимать непростое решение. Придется либо полностью изменить центр в угоду автомобилистам, как во многих городах мира, либо бороться с этой тенденцией.
В 1962 г., примерно в тот период, когда «Главный строитель» Нью-Йорка Роберт Мозес пытался продвинуть план прокладки автомагистрали через Нижний Манхэттен, городской совет Копенгагена решил пойти другим путем. Уступив гражданским протестам против автомобилистов, власти решили создать в центре Копенгагена пешеходную зону из пяти соединяющихся друг с другом улиц. Эта зона, получившая название Стрёгет (Strøget
[277]), стала экспериментальной.
Газеты предсказывали катастрофу. Собственники бизнеса были в ужасе. Разве может улица функционировать без автомобилей? Что будут практичные датчане делать с пустыми площадками между зданиями? Эксперты в один голос предупреждали, что исторический центр опустеет.
«Люди говорили: “Мы — датчане, а не итальянцы, мы не будем сидеть в уличных кафе и потягивать капучино среди зимы!”» — рассказал мне Ян Гейл, когда почти полвека спустя я встретился с ним в его офисе в Копенгагене. Люди были убеждены, что у города и его культуры есть только один путь. На этом же десятилетиями настаивали технические специалисты в других городах.
Но Копенгаген изменился, и очень сильно. Лучше всех о его трансформации знает Гейл. Почти сразу по возвращении из Италии он отправился в пешеходный центр Копенгагена и начал наблюдать за его жизнью.
«Каждый вторник и субботу, в жару, дождь и мороз, я смотрел, что здесь происходит: зимой и летом, днем и вечером, в будни и выходные. Я наблюдал, чем занимаются дети, пожилые, кто вообще сюда приходит, — рассказывал Гейл. — Моя цель была изучить цикличность — ежедневную, еженедельную и ежегодную, — чтобы понять, как изменился ритм города. Я хотел всем показать, как люди реагируют на разные городские форматы, чтобы мы могли начать диалог о взаимодействии между форматами и жизнью».
Целый год он наблюдал за жизнью пешеходной улицы Стрёгет. Люди заполнили пространство, которое освободилось от автомобилей. Они приходили сюда и летом, и в холодные зимние дни. Бизнес процветал.
