Полученная Джорданом травма стопы привела к тому, что большую часть дебютного сезона Думарса в NBA он пропустил, так что единственный раз они встречались на площадке весной 1986 г. «Мне было очень интересно увидеть, насколько в действительности крут этот парень, – вспоминал Думарс. – Кажется, он тогда набрал 33 очка, мне запомнилась его взрывная скорость, его атлетизм, смотря на него, я просто говорил себе: «Вау».
К осени 1987 г., когда они уже начали конкурировать друг с другом напрямую, сходств между ними стало меньше.
В конце концов фигура Джордана разрослась настолько, что его имя стало нарицательным, тогда как Думарс по-прежнему оставался одной из главных загадок NBA. Он играл в тени Айзеи Томаса в задней линии «Пистонс» и имел репутацию исключительно одаренного защитника. Он мог забивать столько, сколько было нужно его команде, и отменно обращался с мячом. Обычно он не выставлял напоказ свои успехи, предпочитая держаться скромно, что было удивительно с учетом того, что «Пистонс» все знали как «плохих парней»: клуб был суровым и вполне мирским местом, где игроки не чурались жесткого силового стиля игры, пробивая себе дорогу вверх по баскетбольной иерархии.
Думарс вспоминал, что нацеленность Айзеи Томаса на победу в игре с «Чикаго» лишь усиливала интенсивное напряжение, которое ощущали все игроки команды. Томас вырос в Городе ветров, на негостеприимных улицах Вест-сайда. «Он постоянно твердил о возвращении в Чикаго, – говорил Думарс о настрое Томаса перед каждой игрой против «Буллз». – Он говорил: «Это мой родной город. Я не хочу проигрывать, приезжая в Чикаго». А с учетом того, что у них там играла такая суперзвезда, как Майкл, Айзея был сконцентрирован на этом еще сильнее».
Центровой Джеймс Эдвардс, который за свою долгую карьеру побывал партнером и Джордана, и Томаса, говорил, что, несмотря на все различия между ними, у двух игроков было кое-что общее в ключевых моментах: «Они оба очень стремились к тому, чтобы быть лучшими настолько, насколько это было возможно. Айзея всегда был заряжен на успех, на любой арене, но особенно сильно, конечно же, в родном городе. Чтобы завести его, требовалось совсем немногое. Он всегда был мотивирован, всегда был на взводе независимо от того, где мы играли».
Неприятный осадок, оставшийся в памяти Джордана после сговора коллег на матче Всех Звезд в 1985-м, повышал градус противостояния «Буллз» и «Пистонс» настолько, что напряжение закипало и било через край. «Те игры были очень интенсивными, эмоциональными, – говорил Думарс. – Может, на дворе и стоял январь, но настрой был такой, как будто уже плей-офф. Невероятная, запредельная интенсивность. В тех играх каждый был очень эмоционален. Никто не хотел проигрывать. И если мы не побеждали, потом в раздевалке все сидели со слезами на глазах. Я большой счастливчик в том плане, что мне довелось играть в такой атмосфере, – это благословение свыше».
В сценарии противостояния была и другая сюжетная линия: Брендан Мэлоун, тренер Джордана по лагерю «Файв-Стар», вошел в тренерский штаб «Пистонс». За пределами площадки Мэлоун проводил время с Джорданом и его родителями на мероприятиях, организованных Nike. К началу своей работы с «Пистонс» Мэлоун уже провел пару лет в лиге, занимаясь тщательным изучением возможностей Джордана. «Я ходил на старый чикагский «Стэдиум» и смотрел игры, – говорил он. – И я знал, что заключительные 8 минут каждого матча были «временем Джордана». Если после третьей четверти у него на счету было 30 очков, я уже знал, что игру он закончит с 50. Если после третьей четверти у него было 20, я знал, что в конце матча он наберет 40 очков. Он захватывал последние 8 минут игры. Что особенно примечательно в Майкле Джордане – а я посмотрел много его матчей, можете поверить, – так это то, что он никогда не отдавал игры просто так, никогда не отказывался от владения, всегда играл на полную, выкладываясь без остатка».
Особенно в матчах с «Пистонс». Обе команды знали, что в 1988-м им предстоит настоящая дуэль. «Чикаго» взяла с места в карьер, выдав на старте результат 10: 3, что принесло Коллинзу звание «Лучший тренер месяца» в ноябре и подняло боевой дух Джордана. Эти чувства передались и другим членам состава и впервые вдохнули жизнь в то, что со временем получит известность как «the Jordan swagger» – развязная, самоуверенная манера игры, кураж.
Пинг-понг
В ранние годы карьеры он отрабатывал эти «понты» на Лэйси Бэнксе. Их любимой забавой был настольный теннис. Джордан еще в первые дни жизни в Чикаго подсел на эту комнатную игру в порыве соперничества с Родом Хиггинсом, тоже любившим пинг-понг. Бэнкс был старше и грузнее, он обильно потел, когда они играли. Соперничество между ними началось одним прекрасным днем в «Дирфилд Мультиплекс», где тренировалась команда «Буллз». Бэнкс тогда упомянул, что он хорош в пинг-понге.
«Да не умеешь ты играть в пинг-понг», – сказал ему Джордан.
Они взяли в руки по ракетке, и Джордан сказал: «Давай подогреем интерес: играем до 25».
Бэнкс выиграл первые семь партий, и некоторые из них с большим отрывом в счете. Он сразу же заметил, что Джордан с неохотой расплачивался с ним после проигрышей, предлагая вместо этого продолжать играть, а долги «записывать на счет». «Он никогда мне не платил по итогу, – вспоминал Бэнкс. – Майкл был фуфлыжником. Он купил стол и начал практиковаться в игре».
Вскоре они начали играть в «Мультиплексе» на глазах у весьма разношерстной публики. Бэнкс также начал делать ставки с Джорданом, когда команда уезжала на гостевые матчи. Как-то раз репортер проиграл богатой молодой звезде сто долларов в карты – по 20 баксов за партию. Прилетев в аэропорт Чикаго, Бэнкс был вынужден одалживать у Джордана свои же проигранные деньги, чтобы забрать машину из гаража на парковке.
План журналиста заключался в том, чтобы в один прекрасный день, после тренировки «Буллз» в «Мультиплексе», отыграть у Джордана эту сумму в пинг-понг. Для него все складывалось удачно, он выиграл шесть первых партий, но Джордан – что было так типично для него – хотел продолжать играть, так как понаблюдать за ними собралась небольшая толпа зевак.
Бэнкс согласился, и таким образом Джордан смог быстро выиграть две партии, после чего начал говорить: «Даже не думай, что сможешь доминировать надо мной. Никогда! Я тебя раскусил, Лэйси».
Чем чаще он выигрывал, тем сильнее увлекался трэш-током. «Беги за мячиком, Лэйси. Беги, давай… Хватай его, Лэйси! Как я тебя сделал!»
В последний раз, когда они играли вместе, Джордан выиграл все семь партий. Бэнкс вспоминал: «Он стал вести счет моих проигрышей. Я сказал: «Давай играть просто так». Он ни в какую не соглашался».
«Майкл Джордан и Преподобный были странноватой парочкой, совершенно непохожими друг на друга спарринг-партнерами. Они играли в пинг-понг в старом «Мультиплексе», иногда в карты, и часто спорили, – отмечал автор статей по баскетболу в Trib Сэм Смит. – Джордан был гедонистом, знаменитым и богатым до умопомрачения. Бэнкс – выходец из среднего класса, скромный и религиозный. И до последнего Преподобный задавал Джордану такие вопросы на пресс-конференциях, от которых Майкл нервно ерзал».
