Это было пугающее открытие.
Я медленно повернулась, обвела взглядом зал в башне – но Томас уже ушел. Печаль кольнула меня прежде, чем я успела ее заглушить. Я должна научиться не смотреть на него в поисках поддержки и утешения, которых он все равно не может дать.
Князь перегнулся через перила, так сжав кулаки, что костяшки побелели.
– У него есть на шее отметины от стригоя?
– Что? – переспросила я. Я хорошо расслышала вопрос, но не поняла его, так он был нелеп. Я наклонилась и повернула голову Вильгельма набок. Две маленькие дырочки с корочкой засохшей крови.
Я провела рукой по своим заплетенным волосам, напрочь позабыв про то, что я только что вскрывала грудную клетку. Должно существовать какое-то объяснение помимо нападения вампира. Стригои и приколичи – это вымысел; с точки зрения науки их существование невозможно, каким бы местным фольклором ни потчевал нас профессор Раду.
Я повела плечами, давая себе позволение отправить эмоции под замок. Пора позаимствовать у Томаса его метод рассуждений. Если Вильгельма не кусал ни оборотень, ни вампир, то что же тогда произошло? Я мысленно перебрала несколько возможных вариантов. Должно существовать какое-то разумное объяснение появления этих двух дырочек у него на шее.
Молодые люди не падают замертво и не теряют кровь по естественным причинам, и я не понимала, какое живое существо могло оставить эти… следы от укуса. Я покачала головой. Да, это действительно следы укуса. Я почувствовала приближение истерики. Никакое животное не могло нанести эту рану. Она слишком аккуратная. Слишком чистая. Зубы не входят в плоть так аккуратно.
Нападение животного было бы грубым и оставило бы множество следов на теле – ссадины, сломанные ногти, царапины. На руках остались бы раны от попыток обороняться – дядя указывал на подобное в тех случаях, когда имела место драка. Остались бы синяки.
Вампиры не более реальны, чем ночной кошмар. Потом меня осенило.
Эти раны могли быть оставлены инструментами гробовщика. Но я толком не знала, какими способами гробовщики удаляют кровь.
– Есть ли отметины стригоя у него на шее? – с нетерпением повторил свой вопрос Николае. Я совсем забыла о нем. Но кроме нетерпения в его голосе звучало кое-что еще. Некий привкус опасения. Или даже страх. Интересно, знает ли он, что среди крестьян ходят слухи о том, что его предок-вампир встал из могилы и жаждет крови?
Мне так и представился заголовок в газете: «Бессмертный князь вернулся?» Неужели крестьяне втайне тосковали по своему бессмертному князю? Неужели кто-то из них зашел настолько далеко, чтобы инсценировать эту смерть, обескровить тело и выставить его напоказ? Я не завидовала сейчас Николае. Кто-то хотел, чтобы люди поверили, что Вильгельма убил вампир. И не просто вампир, а, возможно, самый кровожадный из них всех.
Не поднимая взгляда, я кивком ответила на вопрос князя. Это было едва заметное движение, но его хватило. Я понятия не имела, как подступиться к решению этой загадки. Как можно было обескровить тело так, чтобы никто этого не заметил?
Мы пробыли в селении примерно с час. Этого времени вряд ли достаточно. Но что, если его все же достаточно для опытной руки? Я понятия не имела, сколько на самом деле это занимает времени.
По анатомическому театру побежали шепотки, и несколько человек двинулись к сцене, туда, где стояла я. Я выпрямилась, и по спине у меня побежали мурашки.
Похоже, крестьяне не одиноки в своих суевериях. Похоже, некоторые мои соученики тоже убеждены в том, что Влад Дракула все-таки жив.
«Дорогая моя Лиза!
Как ты отмечала, и уже не раз – не то чтобы я вела этому счет, – твои познания в вопросах… деликатных намного превосходят мои. Особенно когда речь идет о менее прекрасном поле. (Конечно же, я шучу!)
Попросту говоря, я опасаюсь, что уязвила мистера Крессуэлла таким образом, с каким нелегко будет справиться даже его браваде. Просто… он меня довел! Он был безупречным джентльменом, а это само по себе интригует, и бесит одновременно. Иногда я была уверена, что мы будем жить счастливо, как королева с ее возлюбленным принцем Альбертом. А иногда, клянусь, я чувствовала, как мою независимость вырывают у меня из рук – так настойчиво он принимался опекать меня.
Но вернемся к теме: я вдрызг разругалась с мистером Крессуэллом. Он сообщил одному из наших преподавателей, что моя психика не вполне здорова. Это звучало бы не так уж возмутительно, если не учитывать, что он уже во второй раз попытался посягнуть на мою самостоятельность. Что за самонадеянность! Наши соученики от души повеселились, а мне это причинило страдания (и продолжает причинять). Мой гневный отклик мог охладить привязанность мистера Крессуэлла. Прежде чем ты начнешь выспрашивать трагические подробности, я сообщу, не таясь, что лучше умру одинокой, чем приму его предложение руки и сердца. Если, конечно, он вообще планировал его сделать.
Пожалуйста, помоги мне советом – любым, какой только у тебя найдется. Похоже, я куда лучше приспособлена к тому, чтобы извлечь сердце, чем к тому, чтобы приободрить его.
Твоя любящая кузина,
Одри Роуз.
P. S. Как там тебе живется в деревне?
Не собираешься ли ты в город в ближайшем времени?»
Глава семнадцатая
Снежное бдение
Лужайка перед замком
Peluza din fata
Замок Бран
4 декабря 1888 года
Молдовеану стоял в центре нашей небольшой группы; его серый плащ и серебряные волосы бились на пронизывающем ветру, дующем с гор, пока директор читал молитву на румынском.
Снег и ледяные крупинки падали неустанно, но никто не смел жаловаться. Перед тем как Молдовеану начал бдение, Раду шепотом сообщил, что если во время погребения идет дождь, значит, усопший печалится. Я порадовалась, что сейчас не погребальная служба, но не знала, как трактовать нынешнюю погоду и что она сообщает об эмоциях Вильгельма в загробной жизни.
Пока Молдовеану продолжал читать надгробную речь, мысли мои блуждали, а с ними и взгляд. Нашим новым соучеником, заменившим Вильгельма, оказался молодой человек, мистер Эрик Петров из Москвы. Казалось, будто он высечен изо льда. Когда мы стояли кружком на лужайке и огоньки свечей трепетали, хоть мы и прикрывали их ладонями, он полностью игнорировал сыплющийся ему на лицо снег с дождем. Помимо преподавателей, на бдении присутствовали восемь студентов пробного курса и Анастасия. Томас прийти не потрудился.
На самом деле я его даже не видела с того самого момента, как он ушел с урока Перси. Из-за ухудшающейся погоды Молдовеану решил провести урок анатомии уже после бдения, и я не знала, соизволит ли Томас прийти туда. Я выбросила его из головы и поплотнее укуталась в плащ. Но снег все равно умудрялся забиться под воротник. Я стряхнула налипшие снежинки с ресниц, изо всех сил стараясь не стучать зубами. Я не верила в призраков, но считала благоразумным не раздражать Вильгельма, если он действительно смотрит на нас сейчас из мира иного.
