Не отворачивайся от любви, способной пересечь границу между жизнью и смертью, кузина. Подобно Данте, отважно спускавшемуся во тьму, мистер Томас Крессуэлл ради тебя спустится в любой круг ада. Ты – его сердце. Да, это жутковатый способ сказать, что вы дополняете друг друга – но я не утверждаю, что сама по себе ты неполноценна.
В отличие от моей матери я считаю, что женщины способны стоять на собственных ногах, ни на кого не опираясь. Ведь правда же, стоит иметь в женах ту, на которую можно положиться? Впрочем, об этом мы поговорим в другой раз. Если же вернуться к твоему ненаглядному мистеру Крессуэллу…
В такой любви есть нечто могущественное, нечто заслуживающее того, чтобы холить и лелеять ее, даже если ее угли мерцают опасно близко к тьме. Я умоляю тебя поговорить с ним. А потом написать мне и в подробностях изложить каждую восхитительную деталь. Ты же знаешь, как я обожаю возвышенные истории любви!
Не позволяй своему цветущему саду обратиться во прах, кузина. Никто не пожелает бродить по последствиям своих упущений вместо того, чтобы любоваться цветущими розами.
Твоя Лиза.
P. S. Ты так и не надумала приехать в Лондон на праздники? Без тебя тут скучно. Честное слово, если Виктория или Регина снова попытаются командовать нами на каком-нибудь званом чаепитии, я сброшусь с башни Тауэра! Во всяком случае, тогда мама уже не сможет кудахтать надо мной и требовать, чтобы я готовилась, готовилась, готовилась к своему дебютному балу. Как будто общество меня забракует, если я начну тур вальса с правой ноги, а не с левой!
Если моего будущего мужа может устрашить такая чепуха, то им и вовсе не стоит обзаводиться. Это же будет такой тупица, которого мне следует избегать любой ценой. Представляешь, что было бы, если бы я сказала это маме? Я подожду твоего возвращения, чтобы мы могли вместе насладиться ее цветом лица. Предвкушаю это с нетерпением.
Целую и обнимаю. Л.»
– Вы будете сильно против, если я тоже тут присяду?
Заслышав этот американский акцент, я подняла голову, удивляясь тому, что кто-то из моих соучеников заговорил со мной. Они в основном общались между собою и после злосчастной попытки Томаса помочь мне, поговорив с Раду о моей психике, признавали мою роль в пробном курсе лишь при крайней необходимости. Они не видели во мне угрозу и не считали меня достойной их внимания.
Ной улыбнулся. Его лицо словно было вырезано из прекраснейшего эбенового дерева, глубокого, насыщенного и притягательного цвета. Я покачала головой.
– Ничуть. Этот двор достаточно велик, чтобы вместить нас обоих.
Его карие глаза заискрились.
– Чистая правда. – Он посмотрел на снег – тот к этому моменту пошел сильнее, одеялом укрывая камни и статуи. Потом он обвел взглядом замок. В одном из окон показался Молдовеану, идущий по коридору, и Ной напрягся. – Я ошибаюсь или наш директор скверный человек?
Я расхохоталась.
– Я бы сказала, что он вообще кошмарен!
– Ну, со скальпелем он обращается весьма неплохо. Нельзя же требовать от человека всего сразу, правда? – Ной поднял воротник пальто и смахнул крупинки льда, успевшие добавиться к падающему снегу. Они со стуком рассыпались по земле – звук получился почти убаюкивающий, отлично сочетающийся с серым небом. – Кстати, я – мистер Ной Хейл. Хотя вам это уже известно с занятий. Но я подумал, что надо бы представиться как следует.
Я кивнула.
– Вы из Америки?
– Да. Я вырос в Чикаго. Вы там бывали?
– Нет, но надеюсь когда-нибудь побывать.
– Что вы думаете про этот урок Раду? – спросил Ной, внезапно меняя тему беседы. – Про ритуалы, которые якобы происходят нынешней ночью. Вы верите, что все крестьяне будут совершать жертвоприношения и думать, что этой ночью животные заговорят по-человечески?
Я повела плечом и помедлила, подбирая нужные слова.
– Мне не кажется, что этот урок был более странным, чем истории о вампирах и волколаках.
Ной искоса взглянул на меня.
– Как такая молодая женщина, как вы, оказалась замешана во все это, – он махнул в сторону замка, – дело с трупами?
– Либо это, либо вышивка и сплетни, – сказала я шутливым тоном. – Честно говоря, я думаю, что у меня все было точно так же, как и у всякого, кто явился сюда изучать криминалистику. Я хотела понять смерть и болезнь. Я хотела помочь людям обрести покой в трудные времена. Я верю, что у каждого есть свой, особый дар, который он может предложить этому миру. Так получилось, что мой дар – разгадывать смерть.
– Вы вовсе не плохи, мисс Уодсворт, что бы там ни говорили остальные. – Сказав это, Ной смутился, но я не возражала против подобной прямоты. Я находила ее освежающей, как горный воздух.
Тут раздался бой часов, печальное напоминание о том, что миг легкомыслия миновал. Я встала, пряча письмо Лизы в карман платья, и стряхнула снег, нападавший на лиф платья там, где плащ чуть расходился.
– Вам нравятся занятия? Сегодня у нас снова вскрытие.
– Это хорошо. – Ной встал и потер руки в кожаных перчатках. – Сегодня все мы получим по образцу. Некоторые уже бьются об заклад, у кого получится лучше.
– В самом деле? – Я приподняла бровь. – Что ж, тогда я заранее прошу прощения за то, что займу первое место.
– Вы, несомненно, можете попытаться занять первое место, – сказал Ной. – Но вам придется состязаться за него со мной.
– Ну что ж, пусть победит сильнейший.
– Мне нравятся сильные противники.
Ной взял мою руку в перчатке и пожал ее. Я поймала себя на том, что молодой человек хватает меня за руку, а я ни капли не чувствую себя оскорбленной. Ведь с его стороны это был знак уважения, знак того, что Ной считает меня равной себе. Я просияла. Мы направились в замок.
Именно ради этого я жила. Ради того, чтобы изучать смерть.
Глава двадцать шестая
Чрезвычайно загадочный случай
Комната для вскрытий
Camera de disectie
Замок Бран
13 декабря 1888 года
– С какой целью изучаются тела покойников, не имеющих внешних признаков травм?
Профессор Перси стоял над образцом с обнаженным мозгом; его фартук был в ржавых пятнах крови. Рыжеватые волосы и такие же бакенбарды были аккуратно подстрижены, и это совершенно не вязалось с жидкостями, пачкавшими его цветущее лицо. Наверное, так выглядел дядя в бытность свою молодым профессором. Эта мысль согрела мне душу, невзирая на холод, стоящий в комнате для вскрытий.
– Зачем резать их, если и так видно, что они умерли от «естественных» причин? – спросил профессор. – А?
В воздух тут же взметнулся лес рук; каждому не терпелось ответить, показать себя, продемонстрировать свое превосходство над остальными. Князь оглядел комнату, оценивая уровень конкуренции. Сегодня у него было преимущество. Я чуть ли не в первый раз увидела, чтобы он проявлял что-то посерьезнее легкого интереса. Перси всех проигнорировал и сосредоточился на единственном студенте, витавшем в облаках.
