Все время, пока я плыл на север, Suhaili хорошо и подолгу слушалась управления, даже при смене направления ветра на четверть румба. В конце концов, она начинала отклоняться в ту или иную сторону и тогда я возвращал ее на курс. Это обнадеживало меня.
Когда стемнело, я вскарабкался на Адмирала и стал пытаться разглядеть в темноте огоньки. Примерно в 22.30 я заметил мерцание на востоке. Источник света был очень далеко, поэтому его нельзя было идентифицировать. Он мог находиться как на острове Кинг, так и на материковом мысе Отуэй, все зависело от того, какое течение подхватило нас днем. Если мы находились вблизи мыса Отуэй, было самое время поворачивать на восток, а если это были огни острова Кинг, следовало двигаться дальше на север. Я поплыл на восток, намереваясь подойти к берегу поближе и определиться с нашим местонахождением. Море волновалось, время от времени я терял огонек из виду и только через час мне удалось понять, что мы находимся у мыса Отуэй. Мы продвинулись на север дальше, нежели я предполагал, поэтому пришлось повернуть на юго-восток для того, чтобы обойти мыс.
Море было покрыто зыбью и дул холодный ветер, но я чувствовал себя счастливым, проходя мимо мыса Отуэй. Я сумел проплыть почти половину пути на самой маленькой из всех яхт, которым удалось приплыть из Англии в Австралию (Gipsy Moth III Чичестера была 53 фута длиной, a Lively Lady Алека Роуза – 32 фута). Интересно, получу ли я новости из дома? Может быть, с Kooringa все-таки сообщили обо мне. Во всяком случае, на горизонте маячила цивилизация. Мне уже не давали покоя соблазнительные мысли о мягкой и широкой постели, об огромном стейке и общении с друзьями, и это все, несмотря на мою решимость двухдневной давности. Я постоянно повторял себе, что еще никому не удавалось забраться так далеко, и что кроме отказавшего автопилота есть сотни уважительных причин, которые могут служить оправданием, решению сдаться. Но я знал, что не сделаю этого, а если бы и сделал, то никогда не простил бы себе такой слабости.
В половине третьего утра мы оказались на траверзе мыса Отуэй. Порулив еще три часа, я затем зафиксировал румпель и пошел спать. Перед тем, как спуститься вниз, я приспустил паруса и затем зафиксировал оттяжками гики, позволив Suhaili плыть по ветру, который все еще дул с юго-запада. Горловина бухты Порт-Филлип, на берегу которой расположен Мельбурн, находилась к северо-востоку от нас. Поворот фордевинд не причинил бы непосредственного вреда оттяжкам на гиках, а давление ветра на другую сторону парусов накренило бы лодку и наверняка сбросило бы меня с койки – тогда я смог бы подняться на палубу и скорректировать курс. Эта система предупреждения была жестокой, но она была действенной.
Когда я проснулся в 08.30, на северо-западе была отчетливо видна земля. Воистину прекрасное зрелище! Позавтракав на скорую руку, я быстро поднял паруса и встал за руль. Кстати, до и после кругосветки мне не приходилось бывать в Австралии. Я надеялся повстречать лоцманское судно или какую-нибудь посудину из Порт-Филлипа и бросить им на борт письма для отправки в Лондон.
После ланча показались огни стоящего в горловине залива маяка, а затем я действительно увидел лоцманское судно. Когда расстояние между нами сократилось, оно неожиданно взяло курс на порт, поэтому мне пришлось выпустить сигнальную ракету. Чем дальше от берега мы встретились бы, тем лучше, так как Порт-Филлип лежал с подветренной стороны, и мне пришлось бы помучиться, прежде чем снова оказаться в проливе Басса. Судя по всему, на лоцманском судне не заметили моего сигнала, но с юго-востока подходил новый корабль и оно развернулось, чтобы пойти ему навстречу. Когда шлюпку с лоцманом спускали на воду, я уже был достаточно близко для того, чтобы окликнуть их. Рулевой шлюпки помахал мне рукой и они поплыли дальше. Меня явно никто не ждал. Я пустился в погоню за лоцманским судном, не переставая кричать и размахивать руками. В конце концов, на мостике появилась фигура. Я заорал, что плыву без остановки прямо из Англии и буду крайне признателен, если они согласятся взять мою почту. Моя просьба нашла понимание, я увидел, как наполовину поднятую на борт шлюпку стали вновь спускать на воду. Когда я подплыл к корме Wyina, на палубе появился матрос, и перегнувшись через поручни, он стал разглядывать меня. Я прокричал ему, что провел в одиночестве 147 дней и попросил напомнить мне, как выглядит вторая половина человечества. Он понял, что имелось в виду, и движением рук описал в воздухе округлую форму или что-то в этом роде.
Так как я развернул Suhaili, пойманный в паруса ветер помчал ее прочь от лоцмана, и теперь уже шлюпке пришлось гнаться за нами, пока я не справился с парусами. Все написанные мною письма и статьи вместе с отснятой пленкой и морскими картами с нанесенным на них маршрутом плавания хранились в водонепроницаемой коробке из-под сигнальных патронов. Когда шлюпка подошла, не составляло труда перекинуть им коробку. Я также передал рулевому адресованную моей семье и друзьям записку для английского радио. Шлюпка развернулась, помахав ей на прощание, я занялся парусами. Надо было встать как можно круче к ветру для того, чтобы пройти мыс Шэнк на юго-востоке.
В 16.10 мы опять легли на курс. Тон записей в моем судовом журнале, обычно выдержанный и степенный, время от времени расцвечивался пышными фразами на тему возвращения домой. В действительности, еще не была пройдена и половина пути. В подобных ситуациях я имел привычку подбодрять себя тем, что до отказа нагружал первую половину плавания трудностями, а вторую по возможности облегчал. Поэтому в качестве срединной отметки моего плавания была выбрана международная линия перемены дат, лежащая к востоку от Новой Зеландии.
Три с половиной часа мы продолжали скакать по волнам, но когда на траверзе появился мыс Шэнк, ветер и море успокоились. Теперь уже можно было, привязав румпель, позволить себе чашечку кофе с сигаретой. Мы находились между берегом и судоходными путями. Я повесил на мачту фонарик и завел будильник на двухчасовой интервал, чтобы иметь возможность проверять местоположение и направление ветра.
На рассвете я увидел гряду холмов на востоке, море улеглось, и впервые за два месяца отсутствовали плывущие с юго-запада или с запада барашки на волнах. Нельзя было упустить такую прекрасную возможность и не вскарабкаться на мачты, поэтому я вынес на палубу захваты для ног и висячие подмостки. За последний месяц с грота оторвалось еще несколько раксов, большей частью верхние. Постепенно на верхушке грот-мачты образовалась их целая гирлянда, так как у меня не было возможности смазывать штаги и леера, поэтому все раксы застряли наверху. Я дожидался удобного случая, чтобы подняться туда и столкнуть их вниз. При волнении или сильном ветре не выполнишь эту работу, для которой требуются свободные руки. При качке я не мог бы удерживать равновесие исключительно с помощью ног, тем более не хотелось раскачиваться на высоте 30–40 футов над палубой, если руки заняты.
Приготовившись к работе, я уже собрался лезть на мачту, как на нас спикировал самолет. Вначале я подумал, что это пилот развлекается таким дурацким способом, но он начал кружить вокруг яхты, после чего до меня дошло, что искал он именно меня. Прекрасная новость, означавшая то, что мои послания отправились по назначению, и теперь мать, отец и все мои родственники будут знать, что со мной все в порядке.
