Решившись заняться самосовершенствованием, я приготовил кофе, бухнул в него хорошую порцию бренди и устроился у себя в каюте, обложившись картами, лоциями и реестром маяков. Они был нужны для того, чтобы определиться с параметрами маяка и с безопасным курсом прохождения пролива. Следовало задействовать все наличные ресурсы, вплоть до пальцев руки. Мне был известен метод, временами крайне полезный, определения расстояния до маяка, когда его огонь поднимается над горизонтом на высоту, равную ширине одного пальца. Палец вытянутой вперед руки надо держать горизонтально, он образует угол в 1½°. Когда под рукой нет секстанта, простой палец может сослужить хорошую службу. К несчастью, мои «Сводные тихоокеанские таблицы приливов/отливов» давно и безнадежно отсырели. Поэтому придется наблюдать за течением, как бы держа в уме два лага. Определяя наибольшую и наименьшую дистанцию, которую мы могли пройти, для того чтобы не забраться слишком далеко и не пропустить важного ориентира.
Я стоял на люке и курил, когда начали падать первые капли дождя. Ветер резко усилился. Минут за двадцать до этого среди зловещего безмолвия и неподвижности я заметил впереди мерцание, которое идентифицировал как свет маяка на острове Сентр. Я взял направление на него, это был первый отрезок сложного маршрута, который предстояло пройти в следующие часы. Мне повезло, так как до этого у меня не было четкого представления о том, где мы находимся, а когда пошел длившийся три часа дождь, уже ничего невозможно было разглядеть.
Пока все идет неплохо. Первый раунд остался за нами.
Когда ливанул дождь, норд-норд-вест резко сменился на вест. Поднявшись на палубу, я принялся травить большой синий перлинь, а затем спустил плавучий якорь. Моей целью было удерживать медленную скорость до тех пор, пока опять не увижу огонь маяка. Почти все время я стоял на люке, хотя дальше носа лодки ничего не было видно. Было бы умнее спуститься вниз и постараться согреться.
Suhaili без видимых усилий бежала по волнам, внутрь попадало совсем немного воды. Почти все волны разбивались о корму, обрушиваясь вниз по оба борта снегопадом пены.
В 02.30, когда ветер достиг штормовой силы, я спустил бизань и выбрал шкот штормового стакселя. Теперь дождь почти прекратился и, время от времени, в проблесках между тучами можно было поймать мерцание звезд. Подняв настроение оперативной проверкой уровня бренди в бутылке, я вскарабкался на мостик Адмирала и продолжил наблюдение. Все мои надежды были связаны с сигналом маяка на острове Сентр. Если мы уже прошли его в темноте, остается лишь надеяться на то, что мы находимся в середине пролива на безопасном расстоянии от подстерегающих по оба борта опасностей. Я подозревал, что нас снесло чуть к северу. Покажись впереди рифы, пришлось бы срочно поднимать грот и изо всех сил пытаться продвинуться на юг. Часа полтора вцепившись руками в гудящие от ветра снасти, я неотрывно смотрел вперед, но все было напрасно. Обзор закрывала стена дождя и водяной пыли, а в сторону кормы смотреть было жутковато: гнавшиеся за ветром волны накатывались одна на другую, поднимая в воздух брызги, которые хлестали по палубе. Затем на севере небо чуть посветлело. Огней не было видно, но где-то у горизонта я разглядел светлое пятно. Судя по всему, это был остров Сентр и был он совсем близко от нас. Спрыгнув со своей жердочки, я тут же бросился к румпелю, повернул его примерно на дюйм влево. Этого было достаточно, чтобы нос яхты развернулся на 30° вправо. Поворот позволял разминуться с грядой скал к юго-востоку от маяка. Бортовая качка стала ощутимой, но волнам не удавалось прорваться на палубу.
Дольше часа я стоял у Адмирала, держась за румпель одной рукой. Руки приходилось менять каждые несколько минут, иначе мышцы занемели бы от усталости. Все это время я безостановочно смотрел вперед, остерегаясь бурунов над рифами, но в окружавшем меня месиве из брызг и водной пыли что-либо различить было чрезвычайно трудно. Но что мне оставалось? Уж лучше попытаться распознать смертельную угрозу, чем сидеть в каюте, сложа руки.
Прошло сколько то времени и, не видя никаких признаков близости маяка острова Сентра, я пришел к выводу о том, что скалы уже позади и спустился вниз выпить ирландский кофе и выкурить сигарету.
В каюте движение лодки воспринималось как довольно спокойное и размеренное. Мы находились в проливе, где огромные волны – визитная карточка Южного океана – не имели возможности проявиться в полной мере. Здесь о борта Suhaili били молодые волны, которые мгновенно вырастают на поверхности и устремляются наперегонки с ветром.
Пока я согревался, темнота стала отступать и я вернулся на свой наблюдательный пост. Небо медленно посветлело, но лучше от этого не стало. Видимость продолжала оставаться ограниченной. Уже на расстоянии в одну милю совершенно ничего нельзя было разглядеть, мешала повисшая в воздухе водная взвесь.
Я проверил курс. Мы шли прямо по середине пролива. При данном уровне видимости это могло привести к тому, что я не замечу Блафф, более того, я мог неожиданно наскочить на мель. Выпрямив руль, я вернул лодку на прежний курс. Мы стали приближаться к земле, которая еще не была видна.
Время текло, я ничего не мог увидеть и начал серьезно волноваться. Предположим, течение оказалось сильнее, чем я думал, это может означать лишь одно – Блафф уже позади. С другой стороны, меня могло опять отнести к острову Сентр. Ветер все еще усиливался, и видимость не улучшалась, напротив, она становилась все хуже, и хуже. Рядом с бортом на воде покачивалась бурая ламинария. Слава Богу, она не на стебле – волны сорвали ее и понесли против ветра.
Все усилия были напрасны, чем дольше не было видно земли, тем сильнее я нервничал. Дошло до того, что мне начало казаться, будто я вижу очертания берега. Неудивительно, оттенки кружащегося воздуха постоянно менялись и перенапряженному сознанию было нетрудно вообразить туманный мыс поблизости. Это продолжалось некоторое время, пока в 07.30 тень прямо по курсу не начала уплотняться. Ее еще неясно вырисовывающиеся очертания приближались медленно, но верно. Нельзя было различить ничего конкретного в этом расплывчатом контуре, ничего такого, что могло бы помочь идентифицировать этот кусок суши. Однако, независимо от его местоположения относительно Блаффа, он лежал с подветренной стороны, поэтому нужно было немедленно менять курс, если я не хотел закончить путешествие прямо здесь и сейчас.
У нас по-прежнему был поднят только штормовой стаксель, но приближающаяся земля простиралась на юг и мы не смогли бы обогнуть ее, просто переложив руль, как в предыдущий раз. Сердце защемило, придется поднимать грот. Я не знал, выдержит ли мачта напряжение и, если да, сколько времени придется ждать, пока парус не разорвет в клочья. Ну что же, лучше наскочить на берег без паруса и мачты, чем не пытаться вылезти из сложного положения. Я пробрался вдоль гика, срывая удерживающие парус затяжки, и оказавшись у мачты, стал вращать рукоять лебедки, поднимая парус. Я тут же почувствовал, как напряглась Suhaili. Тормозящий момент от плавучего якоря и перлиня был слишком сильным. Но до того как заняться ими, мне надо было поставить ее на безопасный курс, поэтому я полностью зарифил бизань, чтобы нос лодки был как можно выше. Теперь мы в полной мере ощутили волнение моря. Хотя Suhaili удавалось справляться с большими волнами, храбро поднимаясь на них, но она ничего не могла поделать с более мелкими волнами. Они зло били по ее корпусу и окатывали палубу потоками воды. Нам ничего не оставалось, как терпеть – все лучше, чем наскочить на берег. Даже подвергнув лодку сверхнапряжению, я сумею сохранить ее и продолжить плавание, а ремонтом можно будет заняться в Новой Зеландии. Дабы ничего не препятствовало нашему движению, я принялся выбирать плавучий якорь. Не успев втянуть и двух саженей каната, я увидел, что фалинь и бакштов безнадежно сплелись с перлинем. Мы делали около 4 узлов и я уверен, что в обычных обстоятельствах мне ни за что не удалось бы втащить на палубу перлинь и плавучий якорь. Но отчаяние придало мне сил, воспользовавшись движением лодки, Suhaili помогла мне, я постепенно втащил беспорядочный клубок тросов на борт. Я сидел в кокпите лицом к корме, упираясь ногами в планширь. Каждый раз, когда форштевень вздымался вверх и лодка сбивалась с курса, я всем телом налегал на перлинь и повисал на нем, помогая Suhaili совершить еще один рывок вперед. Поначалу за один раз выбиралось по 6 дюймов троса и я с ужасом думал о том, сколько времени уйдет на то, чтобы втащить на борт все 720 футов, но постепенно дело пошло на лад. Когда на палубе оказался плавучий якорь, выбирать стало совсем легко. Распутать спутанный клубок каната не представлялось никакой возможности. Часть его мне удалось втащить в кокпит. Что осталось снаружи, я привязал к снастям, чтобы его не смыло волнами, которые время от времени перекатывались через палубу.
