Только что прослушал новости радиостанции ВВС. Разногласия относительно формата конференции привели к переносу даты начала полномасштабных переговоров относительно прекращения войны во Вьетнаме! Неудивительно, что современная молодежь не испытывает абсолютно никакого чувства уважения к старшему поколению.
Снаружи мертвецкий холод. Мы идем под кливером, стакселем и зарифленной бизанью, чего вполне достаточно для налетающих почти каждые полчаса шквалов. Без помощи течения мы не сумеем пройти мыс Горн до полуночи следующего дня. Стрелка барометра прекратила подъем, и опустилась за последние три часа на один миллибар. Хочется верить, что это лишь суточное колебание и оно не приведет к ухудшению погоды. Ветер меняется на попутный, поэтому вероятно приближение очередной депрессии.
17 января 1969 года, 218-ый день плавания
Сейчас около 01.00, я только что промок с ног до головы, работая рулем во время шквала. До того, как он налетел, я уменьшил бизань, насколько это было возможно. Мы упрямо продолжали двигаться на восток. Я решил не отходить от руля, несмотря на то, что лодку сильно качало. Обрушившаяся с наветренной стороны волна окатила меня от шеи до пояса и пока Suhaili перекатывалась через нее, с другой стороны пришла еще одна, которая довершила работу.
Когда не дует шквалистый ветер, снаружи светло и небо достаточно чистое. Если бы не колючий ветер, на палубе было бы приятно находиться. На мой ожог наложена повязка, но рука все-таки болит, каждое движение причиняет неудобство. Я только что расправился с хорошей порцией сушеных персиков. Со вчерашнего утра была выпита четверть бутылки виски. На самом деле, я отдаю предпочтение кофе или какао против виски – они лучше меня согревают, этим объясняется низкий уровень потребления спиртного.
Я поймал сигнал с Диего Рамиреса приблизительно в 05.00, находясь на расстоянии 15 миль от него. Часа через два на севере показалась земля.
На часах 18.45. Мы находимся южнее мыса Горн, который четко виден, до берега миль восемь. Днем затих ветер, у меня сейчас подняты почти все паруса. Однако, с наветренной стороны собирается темное облако и я вижу, как дождь льет на сушу. Вероятно, скоро придется убрать часть парусов.
После короткого дождевого шквала небо очистилось и я четко увидел две похожие на башни скалы, являющие собой юго-западную оконечность Кабо-де-Орнос. Мы прошли его!!! Заплетя крепление грота, я распаковал фруктовый пирог тети Эйлин. Когда я осторожно снял фольговую обертку, воздух наполнился волшебным ароматом. Но на вкус он оказался еще чудеснее, чем на запах. Я отрезал большой кусок и убрал его – постараюсь, чтобы он продержался как можно дольше. Пирогу оказались нипочем семь месяцев, проведенные им в жестяной коробке. Но одним пирогом дело не ограничилось, к моей великой радости, он оказался завернутым в газетную бумагу. Вечер проведу за чтением «Таймс».
В моем вахтенном журнале я написал YIPPEE!!! (Ура!!!).
Собачья вахта
Мысу Горн самой логикой вещей было предопределено стать кульминацией путешествия. Было бы легко допустить, что после него можно расслабиться и спокойно плыть в Фалмут. Но даже быстрого взгляда на карту достаточно, чтобы похоронить эту легкомысленную идею. От мыса Горн до Ла-Манша плыть 9000 миль, то есть примерно треть дистанции кругосветного плавания. Отнюдь не все эти мили легкопроходимые. Для начала следует преодолеть 1300 миль по Южному океану. Погода станет более или менее предсказуемой лишь у экватора, на пути к которому предстоит пройти зоны переменных западных ветров средних широт и юго-восточных пассатов.
Я собирался обойти Фолклендские острова с запада. Такой маршрут хоть и пролегал в опасной близости от границы плавучих льдов, но зато давал возможность воспользоваться благоприятными ветрами и течением. Если мне так и не удастся наладить двустороннюю радиосвязь, придется подойти к Порт-Стэнли и сигнальными ракетами дать знать людям, что со мной все в порядке. Мне не давали покоя мысли о том, что мои домашние остаются в неведении относительно моей судьбы. От Фолклендских островов я отправлюсь в южную часть Атлантического океана и пересеку широту Кейптауна где-то в районе 30° западной долготы. Затем мы возьмем курс на север – к экватору. Нет смысла близко подходить к южноамериканскому побережью, поскольку там нашу скорость замедлит неблагоприятное течение термальной циркуляции южной части Атлантического океана. С другой стороны, чем дальше на восток, тем больше юго-восточные пассаты меняются на южные ветры. Экваториальная штилевая полоса имеет форму клина с острием, нацеленным на южноамериканское побережье в районе экватора. Поэтому я хотел пройти милях в двухстах от Бразилии, подойти к ней по возможности ближе, избегая при этом вхождения в поток неблагоприятного течения.
После экваториальной зоны штилей, мы попадаем в район, где дуют северо-восточные пассаты. Отсюда можно идти в крутом бейдевинде на северо-запад, пока пассаты не встретятся с вестами. Эту область переменных ветров называют лошадиными широтами. Происхождение названия достаточно неприятно: здесь с застигнутых штилем транспортов сбрасывали в море лошадей, когда начинались проблемы с питьевой водой. На последнем отрезке пути длиной 1200 миль – от Азорских островов до Фалмута – дуют преимущественно западные ветры. Эта область отличается от Южного океана разве лишь тем, что волны здесь пониже. Но главное то, что отсюда до дома, будет уже рукой подать.
Согласно первоначальному плану путешествия, после экватора я намеревался держаться восточнее и пройти штилевую полосу на моторе. По моим расчетам, на путь от мыса Горн до Фалмута ушло бы около 90 дней. Поломка двигателя вынуждала пересмотреть планы. Муатисье дышал мне в спину, нельзя было терять ни одного часа, если я все еще хотел опередить его в гонке. Переместившись на запад на пару сотен миль, я преодолею штилевую полосу примерно на неделю быстрее, чем с включенным двигателем. Такой маневр, увеличивая общую дистанцию, тем не менее, позволит выиграть время. Во время предыдущего плавания Suhaili пересекла экватор на 24° западной долготы, после чего ей пришлось четыре дня быть в дрейфе. На этот раз я собирался пройти экватор на 240 миль западнее – в районе 28° западной долготы.
Этот маршрут приводил меня домой кратчайшим путем, оставалось лишь надеяться на то, что погода не подведет. Люди привыкли обсуждать океанскую гонку, но в подобных обстоятельствах, в которых проходит наше плавание, яхтсмен выжимает из лодки максимум возможного, при этом ни на мгновение не забывая, во что может вылиться постоянная нагрузка на лодку. Я никогда не относился к плаванию, как к гонке в общепринятом смысле этого слова. Для меня оно было соревнованием, целью которого было обогнуть земной шар и я намеревался поддерживать скорость, максимально удобную для Suhaili и меня. В мои планы не входило подвергать необязательным перегрузкам ни лодку, ни себя самого. Надеюсь, такая стратегия увенчается успехом и мы вернемся в Англию, причем – первыми.
Я не владел исчерпывающей информацией относительно других участников. Мои сведения ограничивались рассказом Брюса в Отаго и новостями из радиопрограммы, которую я поймал перед мысом Горн – со слов ведущего, Муатисье отставал на 3000 миль. Я думал, что теперь он нагоняет нас быстрыми темпами, но на самом деле, Joshua заметили у Фолклендских островов спустя восемнадцать дней после меня. Следовательно, на тот момент расстояние между нами было примерно 1500 миль. Невозможно сказать, кто приплыл бы в Англию первым, сохрани Муатисье темп движения. 10 февраля, когда он был у Фолклендских островов, я уже вошел в зону переменных ветров и моя скорость резко снизилась. То же самое в зоне переменных ветров и штилей случилось бы и с Муатисье. Однако, даже если допустить, что француз на всем пути от Фолклендских островов до Англии продолжал бы двигаться со средней скоростью 117 миль в сутки, в тот день, когда я вошел бы в Фалмут, он все еще был бы в 50 милях от Плимута. Впрочем, такого рода расчет удовлетворит математика, но не моряка. Ни один моряк не будет настолько глупым, чтобы рассуждать на тему кто пришел бы к финишу первым. Много чего в море есть такого, что не поддается учету или точной оценке.
