Двигатель я уже давно списал со счетов. Все же стоит еще раз разобрать его и постараться выяснить, почему он перестал работать. Для этого надо дождаться полосы хорошей погоды. Может быть, у меня недостаточно инструментов для его ремонта, но попробовать стоит. Увенчайся попытка успехом, путешествие сократится на несколько дней.
Зарядное устройство еще функционирует, хотя каждый раз перед включением приходится снимать крышку головки цилиндра, чтобы проверить клапаны. Они залипают с тех пор, как пришлось отрезать пришедшую в негодность трубку, это случилось, когда мы находились к югу от мыса Горн. С работающим зарядным устройством и с исправными батареями о радио беспокоиться не приходится, однако то, что никак не получается наладить радиоконтакт, волнует меня все больше и больше. Насколько я понимаю, передатчик работает, но я не в состоянии добиться ответа от радиостанций, выходящих в эфир на доступных мне частотах.
В случае аварий и поломок, у меня достаточно обширный инструментарий, чтобы справиться с ними. Правда, у меня почти не осталось сверл, главным образом потому, что сверлить что-нибудь, находясь на качающейся лодке, дело довольно трудное. Если не успеешь быстро отдернуть сверло при толчке – оно тут же ломается. Керосин для кухни и ламп расходуется умеренно, несмотря на то, что в Южном океане приходилось часто включать в каюте обогреватель. У меня еще осталось около половины первоначального объема керосина в 35 галлонов. Метилированного спирта для разогрева примуса больше чем достаточно. Не думаю, что до Англии успею израсходовать оставшиеся полтора галлона, тем более, оставшись с одной газовой горелкой, пришлось перейти на естественный режим экономии.
На ранних этапах плавания секстант доставил мне немало беспокойств, когда два его стекла начали тускнеть. Тогда я начал выносить его наверх во время дождя и промывать пресной водой от соли. Хотя процесс замутнения стекол продолжался, это не отразилось на их рабочем состоянии. Мне без труда удавалось визирование. Хронометр работал прекрасно, мой недавний подход к берегу острова Диего Рамиреса был точным, поэтому можно было не волноваться по поводу того, смогу ли я найти Фалмут.
Из всего моего оборудования и экипировки больше всего износилась одежда. Из трех пар джинсов, две истрепались настолько, что пришлось ставить на них парусиновые заплатки. С рубашками и свитерами все было в порядке, чего не скажешь о защитной одежде. Резиновые морские сапоги потрескались и протекали. Я продолжал носить их, так как они все же предохраняли от какого-то количества брызг и от ветра, а ноги надо было держать не только в сухости, но и в тепле. В их текущем состоянии было одно неоднозначное преимущество – когда отвороты заливало, то сапоги не надо было снимать, чтобы
вылить воду – она сама вытекала из трещин. Водостойкие куртка и штаны стали со временем немного пористыми, поэтому приходилось надевать старые водостойкие штаны поверх новых. Впрочем, состояние одежды сейчас уже не столь важно. Мы идем на север, скоро температура станет повышаться, а когда окажемся в тропиках, одежда мне вообще не понадобится.
Еще одна часть команды – я сам, находилась в хорошей физической форме. Неизбежные порезы, пластыри и синяки не в счет. Мелкие травмы причиняли определенные неудобства, но не было ничего серьезного, что могло бы заставить задуматься о выходе из игры. Если уж на то пошло, то я чувствовал себя лучше, чем до выхода в море, хотя мне и недоставало продолжительного, ничем не прерываемого сна.
Мои медицинские запасы оставались почти нетронутыми, если не считать глазных капель, аспирина и пластыря для порезов и ссадин.
Не было никаких признаков вызванных соленой водой кожных болячек, ран или нарывов, которые обычно служат признаком общего истощения организма. Древнее же проклятие моряков – цинга, может появиться только в течение первых двухсот дней в море, но не позже. У меня оставалось много антицингового порошка из лайма. Я регулярно принимал его, разводя в воде, после того, как у Новой Зеландии закончились свежие лимоны. Этот порошок и консервированные овощи давали мне огромное преимущество перед моряками прежних времен, которые питались только солониной и овощами, которые через пару месяцев в море начинали гнить. В книге Дана – Два года на палубе, приводится леденящее кровь описание симптомов цинги, которой страдали два члена команды. После того, как с проходящего мимо судна передали немного свежей картошки и лука, больные быстро выздоровели. Дана был американским моряком и плавал на борту американского корабля. Потрясает то, что о способе предотвращения этой болезни было известно уже за шестьдесят лет до описанного Дана случая. Его открыли британские моряки, получившие прозвище лаймиз (limeys) вследствие того, что на британских судах было принято выдавать лаймовый сок, спасавший от цинги. Кстати, это прозвище в ходу до сих пор, но в произносящих его устах оно звучит презрительно. Что касается меня, то я всегда гордился им.
Было гораздо труднее оценить состояние моего сознания – не было измерительной линейки. Я чувствовал себя вполне вменяемым и способным продумывать вещи до конца. Более того, я чувствовал, что мои умозаключения приобрели остроту. Долгие часы, проведенные за рулем, в продолжение которых я заучивал стихи, давал волю фантазии и грезам или раздумывал над тем, что приходило в голову, не прошли бесследно: постепенно я все яснее и четче начинал осознавать мир, частью которого являюсь. Размышления над истоками происхождения человеческого рода, его сложного и непостоянного пути развития, в результате которого люди заняли позицию доминирующего животного, заставили меня задуматься над созданным человеком социальным порядком. К счастью, с собой у меня было несколько прекрасных книг, в том числе Очерки истории человечества Герберта Уэллса и История западной философии Бертрана Рассела. Они познакомили меня со взглядами других людей, которые я мог сопоставить с собственными. Мало кто задумывается сегодня над происхождением человеческого рода. Начав путь с уровня простейшего одноклеточного, мы постепенно развились в чрезвычайно сложную форму. Безотносительно к цвету кожи или национальности, все дети одинаковы. Не имеет никакого значения, белые они, желтые, красные или черные – их будущее определяется только социальной средой и воспитанием. Во всех странах, в которых я бывал, в том или ином виде существует система кастовости. Даже самые цивилизованные и развитые общества не в состоянии предоставить своим членам равные возможности.
Жизнь на море – великий уравнитель, она нивелирует все социальные различия. На маленькой лодке не место человеку, который некомпетентен или отказывается выполнять свою часть работы по причине избранности. В шторм все рискуют одинаково, никакой социальный статус не поможет спастись, если корабль отправится на дно. На берегу у моряков репутация богохульников и пьяниц, что неудивительно, если учесть, насколько сурова жизнь в море. Каждый раз, видя в гавани Портсмута Victory, флагманский корабль адмирала Нельсона, я с изумлением думал о том, как тысяча человек годами находилась в таком ограниченном пространстве. Суровая дисциплина (на взгляд наших современников), дух командной работы, уверенность в своих силах, доверие к офицерам и друг к другу сформировали модель их жизненного поведения. Помимо всего прочего, этим людям приходилось сталкиваться с колоссального масштаба природными силами. Их существование полностью зависело от способности иметь дело с ветром и волнами, умения поставить их себе на службу и заставить двигать корабль.
