20 января 1969 года, 221-ый день плавания
Ветер все свирепеет. К середине дня он достиг 10 баллов. Я спустил грот еще до того, как дела стали совсем плохи и это оказалось самой тяжелой работой за все время плавания. Брызги воды и ветер хлестали меня как пули, моему несчастному ожогу пришлось очень туго. Образовавшаяся на нем корка слетела за считанные секунды, по открытой ране били водяные пули. Вдобавок ко всему, было очень холодно. Принайтовив парус, я замерз так, что перестал чувствовать собственное тело. Когда я спустился вниз, циркуляция крови постепенно восстановилась и рана на руке разболелась так, что из глаз потекли слезы. Я опять наложил на запястье повязку. Она скоро промокнет, по крайней мере, хоть защитит рану от ветра. Свернув грот, я выпил четверть пинты виски, но никакого эффекта спиртное не возымело – с таким же успехом я мог бы глотнуть воды. Правда, через несколько минут, когда я принял вторую порцию, немного полегчало. Стрелка барометра за восемь часов упала на 16 миллибар. Норд-ост затих, но я с минуты на минуту ожидаю нового шквала.
Ветер вернулся в 18.00. Пару часов мы были почти неподвижны, так как я ожидал шторма. Однако, несмотря на то, что нас несколько раз накрывали темные тучи – каждая несла с собой короткий шквал ветра – ветер так и не разыгрался в полную силу, и я вновь поднял грот. Я хотел продолжать движение и в случае чего, на его спуск мне понадобилось бы минуты четыре.
На палубе зверски холодно. Я наблюдаю из люка за тем, не появились ли льдины и время от времени ныряю вниз, чтобы приложиться к бутылке виски. Гайморова пазуха начинает болеть, когда лицо открыто холоду, вот и теперь она заныла. Я начинаю разваливаться на части – старею!!!
После того, как я два раза заснул, стоя в люке, решил пойти спать, тем более что никакого льда не было видно, лодка плыла медленно. Ничего, не снимая с себя, даже синей непромокаемой спецовки, я забрался в спальный мешок. Раздеться было непросто, ноги замерзли, а холодный воздух проникал сквозь нижнюю часть спального мешка. Надетые на ноги носки промокли насквозь, а сапоги утратили даже психологическую ценность.
В 10.00 фактически заштилело, на небе светило солнце и мы медленно шли на запад. Проведя визирование, я повернул на другой галс, поднял дополнительные паруса и позавтракал.
21 января 1969 года, 222-ой день плавания
У меня болит голова, вероятно, с похмелья – слишком часто прикладывался к бутылке виски. В который раз подряд не получается нормально выспаться. При пробуждении едва могу вспомнить, что приснилось. Самый неприятный сон, который повторяется снова и снова, связан с исключением меня из кругосветной гонки. Наверное, придет день, когда я прочитаю это и посмеюсь от души, но сейчас мне не до смеху: болит голова, желудок только что вывернуло наизнанку (значит, это не виски!), суставы ноют, я устал как собака.
Решив заснуть сегодня пораньше, я впервые за все путешествие принял две таблетки кодеина, но не успел я устроиться в спальном мешке, как ветер поменял направление. Пришлось вставать и менять расстановку парусов, после чего, как назло, ветер стих. Теперь изредка налетают легкие порывы, после чего каждый раз приходится корректировать положение руля. Лечь спать не получается.
Если это будет продолжаться, мне придется лечь в дрейф. Никто долго не протянет без полноценного отдыха. Может, погода проявит жалость и пошлет нам ветер, который, судя по справочникам и лоциям, должен превалировать в этом районе.
22 января 1969 года, 223-ий день плавания
Сейчас 10.00. Кодеин немного приглушил головную боль и теперь немного легче, невозможно приподняться с койки, когда голова как наковальня. Не могу понять, что будет с ветром. Какое-то время он дул с северо-запада, это превалирующее здесь направление, но сейчас установился северо-восточный ветер и я думаю, что скоро он опять переменится на северо-северо-восточный. Погода разочаровывает – северо-восточные ветры дуют уже в третий раз после того, как мы обогнули мыс Горн. Еще немного и меня охватит отчаяние. Все, что ни делаю – все невпопад: если опускаю паруса, ветер стихает, а если поднимаю – усиливается. Только подумаю, что легли на правильный курс, меняется направление ветра и снова приходится бежать наверх. Эта беготня на палубу и обратно начинает принимать оттенок бессмысленности. И ради чего все это, спрашивается? После мыса Горн наш средний суточный переход равен 75 милям. Я планировал появиться поблизости Порт-Стэнли, но при дующем теперь норд-осте это невозможно без того, чтобы не потерять время. Я не могу идти правым галсом, рискуя налететь на южный берег Фолклендских островов, а левый галс приведет нас к плавучим льдам. В настоящее время я не осмеливаюсь подходить близко к берегу, так как совершенно уверен: окажись мы вблизи суши, тут же поднимется зюйд-ост и нас понесет к подветренному берегу. Вполне возможно, не будь я таким уставшим, все виделось бы в ином свете.
Добившись некоего подобия балансировки, я завалился в койку и проспал шесть прекрасных часов. День был посвящен ремонту. Я еще раз срастил правый кливер-шкот, который теперь короче уже на 4 фута. Еще одной починки ему не выдержать, что очень печально, поскольку канатов у меня почти не осталось, а перлинь не слишком удобен. Зашил дыру на Big Fellow и проверил грот.
Ветер дует с северо-северо-востока. По моему скромному мнению, настало время проявить себя вестам. Рискуя показаться занудой, все же отмечу, что со времен мыса Горн мы имели по большей части восточный ветер. Чертовская несправедливость.
В половине пятого утра 23-го ветер, наконец, поменялся на западный. К 08.30 он серьезно усилился и я стал брать рифы, в процессе чего была утрачена часть кожного покрова ладоней. Так как кожа на ладонях задубела настолько, что стала напоминать слоновью, потеря осталась почти незамеченной.
Теперь стало уже окончательно ясно, что придется распрощаться с надеждой пройти мимо Порт-Стэнли. Днем мы были в ста милях к востоку от него, мне пришлось бы потерять два дня на то, чтобы подплыть к нему и затем вернуться туда, где мы сейчас находимся. Нельзя попусту жертвовать временем, когда француз дышит в спину. Значит, моя семья не узнает о том, что мне удалось пройти мыс Горн. С другой стороны, я быстрее окажусь дома. Надеюсь встретить по пути судно, которое сообщит о нас.
Вскоре после этого я выяснил причину моей болезни. Поскольку запасы свежей воды сократились до 3/4 галлонов, хранящихся в полиэтиленовых контейнерах, стараясь сохранить ее как можно дольше, я стал для варки кофе и какао использовать дождевую воду. Я держал ее в баке на носу лодки после того, как слил из него испорченную воду. Решив развести ею лаймовый порошок, я впервые попробовал ее некипяченой. Она была мерзкой на вкус. Перестав использовать ее и вернувшись к полиэтиленовым контейнерам, я вскоре выздоровел. Через несколько дней, мы попали под первый после мыса Горн проливной дождь, позволивший пополнить запасы пресной воды. Я собрал около пяти галлонов – месячный рацион без каких-либо ограничений.
