Мы продолжали двигаться на север. Однажды утром я с изумлением увидел вдали ровный, гладкий горизонт вместо волнистой линии, с которой свыкся за четыре с половиной месяца плавания по Южному океану. Удивление сменилось радостью, когда спустя несколько мгновений я осознал, в чем дело: между нами и бесконечным, уходящим в сторону запада пространством Южного океана лежала Южная Америка.
Как-то перед заходом солнца вокруг нас появились озерца яркосиней воды. Цвет океана был синевато-серым и поначалу я разволновался: а что если эти озерца предвещают появление льда, видеть который в море мне не приходилось. Когда я подрулил к одному такому пятну, оно неожиданно оживилось. Сотни серебряных язычков заметались по поверхности воды. Я не смог определить, что это за создания, похожие на головастиков с очень длинными хвостами, дюймов шесть. Они были настолько проворны, что мне не удалось поймать их ведром.
Мне не удалось обнаружить никакой информации об этих обитателях моря в книге профессора Смита – Рыбы южноафриканских вод. Единственное, что я понял, это то, что мне на глаза попалась чрезвычайно развитая личиночная форма, но чего именно – до сих пор не имею понятия.
Ежедневный уход за палубой и нижними деталями такелажа постепенно превратился в рутину. На самом деле, единственное, чего страшится любой находящийся в одиночном плавании яхтсмен, это выход из строя чего-нибудь на верхушке мачты. В конце концов, меня посетила и эта радость.
26 января 1969 года, 227-ой день плавания
Перед полуднем я поднял Big Fellow, поскольку ветер все убывал и мне не хотелось терять скорость. Прошло около двух часов, я сидел внизу и зашивал грот, когда на палубе раздался негромкий удар. Я посмотрел вверх, а потом вниз: парус Big Fellow красиво плыл по воде рядом с бортом. К счастью, сам парус не пострадал, но зато не работал фал. Следовательно, надо было лезть наверх. Я попытался проделать это вечером, но не удержав равновесия, полетел вниз и приземлился прямо на бровь. Теперь она размером с куриное яйцо. Я сделал еще одну попытку, но не смог добраться даже до первой краспицы. В конце концов, пришлось отложить дело до следующего утра.
Как позже выяснилось, мне так и не удалось влезть на мачту. Мой дневник содержит описания многочисленных попыток, в результате которых я чуть не убился.
27 января 1969 года, 228-ой день плавания
При курсе на северо-восток палуба перестала походить на качели и я решил подняться на мачту и пропустить фал Big Fellow через блок. Глупая затея. Я был на полпути от цели, когда Suhaili пришла к ветру. Прождав наверху минут тридцать в надежде на то, что она вновь развернется, добился лишь того, что руки свело от усталости и я сполз вниз. Мы еле движемся, лодке нужны дополнительные паруса. Когда руки и плечи перестали болеть я поднял Big Fellow, воспользовавшись в качестве фала грота-топенантом. В настоящий момент я пью кофе и размышляю над тем, что «если Бога благодарят, когда все идет хорошо, вполне резонно предъявить Ему претензии, если все из рук вон плохо». Из этого видно, в каком депрессивном состоянии я нахожусь из-за отсутствия западного ветра и массы мелких неудач.
После ланча море стало спокойнее и я совершил еще одну попытку влезть на топ мачты. Мне быстро удалось добраться до верхних краспиц, но пока я переводил дух, опять стало качать. Надеясь на то, что качка прекратится, я прождал десять минут, в продолжение которых, Big Fellow медленно сползал с палубы в море. Видя, как он все больше погружается в воду, я решился на быстрый бросок к топу. Я поднялся фута на четыре, когда лодку сильно качнуло. Обеими руками я схватился за тали, которые единственно удерживали меня от падения с 32-футовой высоты. Ногами нельзя было как следует обхватить мачту – мешал грот. Мне удалось смягчить обратное колебание и откачнуться прямо к бизани, оттолкнувшись от мачты ногой. Каким-то образом я ухватился за оборотную сторону грота и это не позволило мне снова отлететь от него. Я сумел обхватить ногой одну из оттяжек и высвободить руку… так я висел, дико качаясь, пока лодка не успокоилась. Как только мачта прекратила шататься, я тут же перескочил на краспицу и быстро спустился на палубу. Совершенно ясно, что для того, чтобы добраться до топа мачты, мне необходима спокойная погода. Последняя попытка отбила у меня охоту к спешке! Пока же при подъеме Big Fellow придется обходиться без фала.
Почти таким же кошмаром оказалась моя последняя сигарета – не считая еще двадцати, которые я спрятал на случай крайней необходимости и делаю вид, что мне о них ничего неизвестно. Мои пальцы так огрубели и потеряли чувствительность, что я не заметил, как из них выскользнула и скатилась за борт почти целая сигарета. Вероятно, это была уникальная возможность бросить курить и я был почти готов к этому шагу. Я продержался целый день, а вечером, сидя с кружкой горячего кофе, вспомнил о беличьей заначке сигарет, которую я устроил сразу после выхода из Фалмута. Никакой крот никогда не рыл норы с тем остервенением, с каким я копался в мешке с одеждой. Я залез в него с головой, добрался до самого дна, где и обнаружил сверток с драгоценными четырьмя сотнями сигарет. В дневнике я пообещал себе «придерживаться нормы – 4 штуки в день», но затем добавил более реалистичное замечание – «или около того».
Оставив позади – вернее в стороне, Фолклендские острова и все еще находясь в зоне плавучих льдов, я поставил задачей продвигаться на север по возможности более быстрыми темпами. Мое стремление выжать из Suhaili максимум того, что можем вынести мы оба оправдало себя. И вот мы здесь, на все еще действующем предприятии по огибанию земного шара и худшее уже позади. Но главное оставалось – я хотел опередить Бернара Муатисье и Joshua и чувствовал, что можно теперь немного увеличить скорость хода.
28 января 1969 года, 229-ый день плавания
Проснувшись, увидел тусклое, затянутое облаками небо. Ветер слабел, поэтому еще до полудня были подняты спинакер и кливер. Небо прояснилось на короткое время, однако, затем на юго-западе начало собираться темное облако. Я решил сократить паруса и здесь началось веселье. Спинакер был наполовину спущен, когда налетел ветер. Suhaili немедленно повернулась через фордевинд и резко накренилась. Бросив спинакер, я бросился высвобождать гик бизани и повернул руль. Прошла вечность, пока лодка вернулась на прежний курс и я смог вернуться к спинакеру. Затем я поднял кливер. Он был уже на полпути наверх, когда лодка опять перекинула парус и опять неожиданно – обычно она дает знать о своих намерениях хлопаньем парусов. Наконец, подняв кливер, я бросился на корму и вернул ее на прежний курс. Быстро усиливающийся ветер дул уже с силой 6–7 баллов. Тем не менее, мне удалось справиться с кливером. После этого я взял риф на гроте, но это не решило задачу. Было поднято все еще слишком много парусов, поэтому я взял одновременно два рифа, после чего, наконец, овладел ситуацией. Я промок до нитки. Было жарко, когда я стал убирать паруса, на мне была только рубашка и джинсы. Повороты через фордевинд и качка привели к тому, что палубу несколько раз заливало водой и причитающаяся мне доля меня не миновала. Впрочем, никаких жалоб – юго-западный ветер хорош и силен, мы на хорошей скорости плывем на север и это нас устраивает. Стрелка барометра поднимается, стало намного теплее – не буду возражать, если такая погода продлится неделю и более. Небо полностью очистилось от облаков, что не совсем понятно: обычно, при ветреной погоде по нему гуляют облака.
