Когда невеста вышла из дома, женщины, прислуживающие на кухне, шумной гурьбой высыпали за ней. В этой суматохе работница из Хадона, улучив момент, стащила с кухни серебряную ложку и спрятала ее у себя на груди.
— Ай-гу! Поосторожней, вы, не толкайтесь же! Ребенка задавите! — широко расставив руки, закричала одна женщина, державшая за спиной маленького ребенка.
Работница из Хандона, придерживая украденную ложку, как ни в чем не бывало, продолжала шипеть на ухо впереди стоящей старухе:
— И к чему только это все? Вы только посмотрите на Тэкджина. Ему больше деньги аптекаря нужны, чем девка. А невесте-то уже совсем мало осталось на этом свете, ветер подует — и нет ее. Как она мужа-то ублажать будет? — сузив глаза, она пошло засмеялась.
— Ну что ты такое говоришь?! Она еще поживет. У каждого своя доля. А ты так говоришь из зависти. Ну и что, что невеста не вполне здорова, но хоть ночку с мужем может она провести? Жаль же девку, так хороша!
— Если красива, то и жить дольше может? — обиженно надула губы работница из Хадона, подхватывая сползающую вниз серебряную ложку и как следует закрепляя ее на груди.
— Ты только посмотри, невеста-то — словно фея, сошедшая с небес, — с сочувствием проговорила старуха.
— Гену и Чиннё целый год ждут, чтобы встретиться
[23], а Тэкджин что? Ему хотя бы год прожить с больной Ёнсун — и то хорошо. Если бы не ее болезнь, вряд ли бы он смог жениться на ней, — вставил какой-то мужик.
— Как бы не так! Ган Тэкджин — потомок янбанов, а стал зятем аптекаря, — вставил свое слово какой-то малорослый мужик.
— Что толку с его разорившихся родителей, которые когда-то были янбанами? От его наследства и след простыл, живет в какой-то каморке, как нищий, едва сводя концы с концами, и то благодаря кому — пивной девке! А вот войдет в семью аптекаря Кима… Что бы тут ни говорили, ему повезло, — завистливо добавил кто-то.
— Все равно Тэкджин выглядит так же благородно, как и его предки, голубая кровь дает о себе знать, вы только посмотрите на него, — не сдавался малорослый мужик.
После свадьбы нищие и прокаженные, ожидающие окончания церемонии, затеяли драку, стараясь заполучить для себя лакомый кусок с праздничного стола. Дети же, как маленькие бельчата, шныряли между ними и ловко хватали рисовые лепешки тток.
Мать Ёнсун устало сидела на террасе, вытянув опухшие ноги. В боковой комнате аптекарь Бондже принимал гостей, угощая их водкой. Тетка Бонхи кормила измученную свадьбой невесту, аккуратно подавая ей в рот лапшу и между делом поправляя ее наряд. Сонсу не было видно с самого утра. Изрядно выпивший Джи Соквон удалился вместе с толпой прокаженных, пританцовывающих под свои напевки. Уже за воротами Джи Соквон выкрикнул:
— Горько мне, горько! Но дай вам Бог, молодая госпожа, прожить долго и счастливо!
Он направился к пивной на набережной, которая, по словам его собутыльников, стала его родным домом: и в дождь, и в снег, сколько бы он до этого ни выпил, Соквон каждый вечер неизменно возвращался в эту пивную. Вдруг перед его слипающимися глазами появилась шумная толпа людей.
— Ого? И тут, что ли, праздник? — вытерев рукавом нос, Соквон втерся в толпу. — Что тут происходит? — вытянув шею, спросил он.
— Что происходит? А у тебя глаза есть? — толкнула его локтем в бок мать Бау, известная своим свободным поведением.
— Эй, больно же! Вот это да, в первый раз вижу! Неужели это кит? — Соквон протер от удивления глаза. — Ты посмотри-ка, какое чудо! Ого-го, а дым-то как валит!
— Ну и дурак же ты. Не доносили тебя что ли?
— Ну-ка, ну-ка, погоди же ты! Что-то плывет… Да это ж корабль!
— Не видишь, что не наш это корабль, а иностранный? Захватили наши территории. Пришел нам конец.
— Ничего-ничего. Постой-ка, где мое ружьишко? Как пальну сейчас — и головы не найдешь, — сложив руки так, как будто держит ружье, Соквон прицелился и выстрелил вдаль.
— Ха-ха-ха… — как мужик, широко раскрыв рот, расхохоталась мать Бау, — да ты совсем с ума сошел! Вроде и сорока тебе нет, а ведешь себя, как выживший из ума старик.
— Что несешь-то? А давай сегодня ночью я тебе покажу, какой я старик? Хе-хе-хе…
— Заткнись, а? Сукин ты сын. Уступи дорогу, — мать Бау задним местом так двинула Соквона, что тот кое-как устоял на ногах.
Черная громада корабля, выдыхая клубы дыма, скрылась за горизонтом. Толпа народа, собравшаяся на берегу, начала потихоньку расходиться.
— Какой позор для нашей страны! Во времена Тэвонгуна такое было просто немыслимо, чтобы иностранцы вот так нагло вторгались в наши земли. Какой позор!
— Нам конец. Говорят же, если баба в доме ревет, не устоит тот дом. Может ли моллюску перепасть что-то доброе от драки с цаплей? Ха!
Сыпались недовольные реплики в адрес правительства царицы Мин, убитой японцами в прошлом году.
— Не избежать народного бунта. Уже столько времени, и никакого улова, поля попорчены войнами, народ голодает — все предвещает революцию.
— Может, государство нам одолжит зерно для посева?
— Хм-м, размечтался! Из чего? Даже если мы и посеем, перепадет ли нам с собранного урожая хотя бы зернышко? Как ни верти, а нам ничего от этого не выиграть. Видно, суждено нам жить и умереть голодными.
Вдруг из поредевшей толпы раздался пронзительный визг женщины:
— Сокво-он! Черт ты эдакий!
Соквон оглянулся и узнал Окхву.
— Эх, удирать надо, — и пустился от нее со всех ног.
— Сволочь ты эдакая! Так ты отблагодарил меня за все, что я для тебя сделала? — кричала вслед Соквону Окхва.
Она понимала, что Соквон не был виноват перед ней, но он был единственным, на кого она могла излить весь свой гнев. В ту ночь Окхва закрыла свою пивную и рыдала всю ночь напролет:
— Судьба слишком несправедлива ко мне. Почему я должна жить одна? Этот мерзавец, Тэкджин, обманул меня, говоря, что мы будем жить долго и счастливо, а потом бросил… Ай-го, ай-го! Бедный то тебе придется испытать без отца!
Смерть старика Бондже
По извилистой степной дорожке, не спеша, друг за другом, понуро повесив головы, брели два осла. На одном сидел старик Бондже, на другом — Сонсу. Осла Бондже под уздечку вел слуга, Сонсу ехал за ними. Над полями нависло пылающее огненным закатом небо.
— Это все наша земля. Береги ее. Какая бы засуха ни случилась, урожай здесь всегда выдается на славу, — сказал Бондже, показывая пальцем на ровные, как шахматная доска, убранные поля. Кое-где виднелись каналы с водой. Сонсу, покачиваясь на осле, ехал молча. Каркая, пролетела стая галок.
