— Я вовсе не хочу хвастаться моей дочерью. Сколько уже ей предложений поступало, аж глаза разбегаются…
— Еще бы, чья дочь-то? — Ким усмехнулся. — Любой мечтает стать зятем Джон Гукджу!
У аптекаря пропало всякое желание пить дальше. У него заболела голова от пустых разговоров раздухарившегося Джон Гукджу. Не зря старик Джунгу презирал Джон Гукджу. Неприятная история, произошедшая с Ёнбин и Хонсопом, представляла Джон Гукджу аптекарю в весьма неприличном свете.
Джон Гукджу стал терять терпение и поспешил завершить разговор:
— Этой весной мой сын и твоя дочь оба оканчивают учебу в Сеуле. Осенью и сыграем свадьбу…
Ким прекрасно знал об этом, но почему-то на душе у него было неспокойно…
Когда солнце стало скрываться за холмом западных ворот, опьяневший Джон Гукджу встал из-за стола. Аптекарь был трезв. Он проводил еле стоявшего на ногах гостя до ворот и так резко отвернулся от него, что полы его пальто взметнулись в воздух. Из-за старого вяза Ким помахал на прощание своей белой рукой и сразу же прошел в свою комнату.
Секрет
Все новогодние праздники и праздник первого полнолуния
[41] Ёнбин провела вместе с семьей. Незадолго до своего отъезда в Сеул она вышла из дому и направилась к восточным воротам, чтобы встретиться с Тэюном. Одетая в черное пальто дурумаги и черные туфли Ёнбин выглядела стройной и элегантной. По пути она зашла на почту, чтобы отправить письмо, и там увидела женщину с высоко заплетенными вокруг головы волосами:
— Сунджа!
— Ёнбин! — оглянулась на зов женщина и радостно поприветствовала ее: — письмо пришла отправить?
— Да. А ты?
— А я здесь из-за Сунхо. Отец устроил ему нагоняй, а он взял и уехал, даже вещи свои не взял. Вот я и пришла отправить ему в посылке кое-какую одежду.
Сунхо, младший брат Сунджи, учился в средней школе в Пусане.
— Как долго мы с тобой не виделись! У тебя все в порядке? — осторожно спросила Ёнбин, следя за выражением лица подруги.
Сунджа улыбалась, но глаза выдавали тревогу и страх.
— Ты же заканчиваешь учебу в этом году? — не ответила она.
— Ага.
— Вот здорово!
— Да, большое облегчение.
— Говорят, что ты после окончания учебы сразу замуж выходишь?
— Да как тебе сказать…
Девушки вместе вышли с почты.
В этот день на улице был открыт рынок, и всё вокруг находилось в беспорядочном движении. Ёнбин крепко взяла подругу за руку и стала пробираться сквозь толпу, но Сунджа, словно испугавшись чего-то, ослабила руку.
— Сунджа! — мягко позвала ее Ёнбин, затем молча отпустила ее руку и сдержала себя, чтобы ничем не обидеть подругу.
— Ты же куда-то собиралась? — не отрывая глаз от кончиков своих ботинок, спросила Сунджа.
— К дяде домой…
Сунджа как-то криво повела плечом:
— А мне… мне домой надо, — она тяжело вздохнула, подняла глаза и хотела заставить себя улыбнуться, но в этот момент чуть не расплакалась.
Ёнбин не смогла долго без сострадания смотреть на подругу:
— Ну, тогда пока. — Она быстро развернулась и пошла прочь.
«Бедная Сунджа. Что с тобой сделал Тэюн?» — подумала про себя Ёнбин, направляясь к дому старика Джунгу, который жил недалеко от восточных ворот.
— Ой-ой-ой! Какая честь! Сама праведница собственной персоной удостоила посетить нас! — стал дразнить Тэюн, завидев Ёнбин.
— Опять за свое… А тетя где?
— На рынке.
— Ах, да, сегодня же рынок приехал. А дядя? Работает?
— Угу.
— Чтоб ему не надоедать, я потом с ним поздороваюсь, — Ёнбин вошла в комнату.
— Когда бы я ни заходил к тебе домой, ты вечно в церкви. Ты что, каждый день туда ходишь? — слегка упрекнул ее Тэюн.
Ёнбин только улыбнулась.
— Надо же, какая благочестивость! — продолжал он в том же тоне.
— Как ты осунулся! Видимо, забот у тебя хоть отбавляй, — скорее поменяла тему разговора Ёнбин.
— Да это я подстригся так, — глянув на себя в зеркало, сказал Тэюн.
— Что? На свидание собрался?
— Свидание или нет, для этого только подстригаются, что ли?
Ну да…
— Не твое это дело.
— А что гелем не помазал?
— Не люблю гели в парикмахерских.
— Весь в отца: такой же привередливый.
— А что, стрижка тоже делает привередливым?
— Еще бы! Не люблю таких мужчин. Я предпочитаю благородных и великодушных.
— Ха! Это ты мне проповедуешь? — спросил Тэюн.
— Опять ты за свое!
— Отец вовсе не такой уж и привередливый. Просто у него изысканный вкус, что не мешает ему быть прямым и мужественным.
— Это значит, что и ты такой же, как твой отец?
— А что, нельзя? Ха-ха-ха!
— Ну-ну, отсюда и правила жизни — рациональность, трезвость мысли.
— Конечно, надо быть рациональным и иметь холодную голову. В наше время нельзя быть сорвиголовой. Прошли времена, когда можно было геройствовать, стреляя из лука. И куда только сейчас все герои подевались?
— Хо-хо-хо. Ну, это ты слишком!
— Ну да ладно… А что, Хонсоп не приехал из Сеула?
— Говорил, что приедет, а не приехал.
— Ёнбин?
— Что?
— Скажи честно, тебе нравится Хонсоп?
— Нравится.
— Как-то странно все это.
— Что именно?
— Такая сильная женщина, как ты, увлечена таким слабым мужчиной, как Хонсоп.
— Хонсоп не слабый.
— Любовь ослепляет. Говорят же: любовь зла, полюбишь и козла. И хромой кажется танцующим кавалером.
— Ах, вот ты какой.
Тэюн язвительно рассмеялся:
— В твоем случае другая проблема. Это проблема внутри самого человека. От Хонсопа слишком несет…
— Чем?
— Верующим фанатиком. В тебе это незаметно, а вот в нем…
— Потому что я твоя сестра.
Не отвечая на это, Тэюн продолжал:
— Маска скрывает истинное лицо. Без маски же можно быть самим собой. Это касается и верующих.
— Это тебе только кажется. Хонсоп искренне верует.
