— Умерла?
— Умерла. Канула навсегда. Родители разыскивали ее тело повсюду — ни единого следа. Решили даже позвать шамана. И все без толку, сколько бы ни старались, тело не всплывало.
— Как же оно может всплыть, если ее заглотила, например, огромная раковина?
— Да что ты все прямо! Дослушай до конца-то! Когда-то своему жениху та девица наказывала, чтоб не ходил он в то место, где она промышляла. Но разве он мог не пойти туда после ее смерти? И вот оказалось, что там, на дне моря лежала огромная раковина. Она лежала там тысячу лет, и пищей ей были другие ракушки, — ныряльщик Ким, словно разыгрывая спектакль, разводил руками, то повышал, то понижал голос. — Но знаете ли вы, что на том месте жених нашел прядь волос своей невесты, запутавшуюся в скале.
— Вот тело девицы и не всплывало, потому что было внутри этой огромной раковины.
— Да нет же. Оказалось, что жених не смог отличить скалу от той самой раковины, которая и засосала молодую ныряльщицу. Остались от нее лишь волосы.
— Да ну! Врешь ты все. Может ли ракушка быть такой большой?!
— А почему бы и нет?
— То есть такой большой, что смогла бы заглотить человека целиком?
— А что? Если она такая большая, как скала, что ей стоит засосать человека?
— А ты видел?
— Хоть и не видел, но это чистая правда.
— А жениха эта ракушка не съела?
— Да нет, он испугался и удрал.
— И тебе надо быть поосторожней. Тебя дома ждут жена и дети, зачем тебе становиться кормом какой-то ракушки.
— Это судьба. И судьбой предначертано: если тебе суждено умереть в глубокой старости, ты уже не утонешь.
— Э-эх! — механик встал и, подняв руки вверх, потянулся: — И когда только я смогу заработать столько, чтоб хватило на жизнь на земле?!
— А мне скучно жить на суше.
— Вот твоя судьба и распорядится так, чтоб ты стал кормом для рыб, — механик не спеша прошел в машинное отделение на свое рабочее место.
— Гиду! — позвал ныряльщик Ким.
Гиду не ответил.
Тогда Ким, с раскрасневшимся от водки лицом, подошел к одиноко стоявшему Гиду:
— Пользуешься случаем, чтобы пополнить кошелек?
— А что?
— Как что? Ты разве не женишься?
— Жениться, говоришь?.. — Гиду горько усмехнулся.
— Говорят, что ты с дочерью аптекаря Кима решил породниться.
— Кто такие слухи распускает?
— Ваш дорогой отец.
Гиду нахмурился и отвернулся. Что бы ни пытался говорить ему после этого ныряльщик Ким, Гиду оставался мрачным и через некоторое время решил оставить Гиду одного.
— Эх! Может, в карты сыграть? — Ким потрогал лежащий перед каютой резиновый костюм ныряльщика и вошел в каюту.
Берега совсем исчезли из вида. Солнце село. Корабли «Чуниль» и «Намхэ» шли полным ходом. Гиду размышлял над словами своего отца, что на свете для него не найдется лучшей пары, чем Ёнок. Но он никак не мог заставить себя забыть Ённан.
Народ без страны
В тот же вечер, когда корабли ушли в плавание, к аптекарю Киму пожаловал старик Джунгу. Всем своим видом он говорил, что пришел он отнюдь не с лучшими новостями.
— О, здравствуйте! — Ханщильдэк радушно поприветствовала его и поспешила выйти навстречу.
— Аптекарь дома?
— Да, в своей комнате.
— Опять вас опозорили?
— Что? Какой еще позор? Не заболели вы? Да говорите же!
— Нет, — слова Джунгу падали, как тяжелые камни. Он вошел в комнату аптекаря.
— А, Джунгу? Входи, — аптекарь торопливо пошел к нему навстречу.
Джунгу, входя в комнату, сразу же спросил:
— Что, корабли отплыли?
— Да.
— Пришлось же вам похлопотать.
— Гиду все сам сделал, я‑то что…
— Да уж, такой молодой, а уже в люди выбился.
— Все дела хочу ему передать.
Джунгу, задумавшись, провел руками по своим ногам.
— Тут приключилось одно крайне неприятное происшествие… Хорошо, что корабли уже отплыли.
— Что за неприятное происшествие?
— Наш дом сейчас обыскивается жандармами. Всех на уши поставили…
— За что?!
— Говорят, что Тэюн, щенок, арестован в Японии.
— Тэюн? — удивился аптекарь.
— Причину не называют, не знаю, что и подумать.
— Понятно. Арест молодежи происходит обычно по идейным соображениям.
— Не может быть, чтобы он совершил что-либо против закона! Но я так беспокоюсь за него.
Оба отца посмотрели друг на друга в мрачном молчании.
— Написали ли вы об этом Джонюну?
— Телеграмму отправил. Как только он ко мне приедет, вместе с ним поедем в Японию.
— Да, так будет лучше.
— Кто может спокойно жить в таком беспорядочном мире? Раз у нас нет своей страны, скажут нам умереть — мы и умрем. Что за мир? Если уж у стариков сердце разрывается, то что говорить о молодых, у которых кровь кипит? — Хотя у старика и болело за сына сердце, он все же защищал его.
— И дерево со временем ломается. Могут ли японцы вечно безнаказанно упиваться своей властью и пить нашу кровь?
— Да когда ж это прекратится? Только не при нашей с тобой жизни, — старик Джунгу закачал из стороны в сторону своей обритой головой с длинной бородой. Наступило глубокое молчание.
— Вам принести чего-нибудь? — со двора послышался голос служанки Ёмун.
Старики продолжали сидеть в полном молчании. Они и не заметили, как комната озарилась красноватым светом заката.
— Принести вам угощение? — служанка осторожно приоткрыла дверь и заглянула в комнату.
— Что? Ах, да. Конечно, — ответил аптекарь, очнувшись от оцепенения.
— Тэюн, щенок… такой горячий, ему сполна за это придется ответить, — не переставая думать о сыне, не сдержался старик.
Аптекарь тоже был погружен в те же беспокойные думы.
— Лишь бы его не искалечили…
— Конечно же, нет.
— Боюсь, что наказание на этот раз будет еще суровее, после студенческой забастовки в прошлом году.
— Да нет же, тебе говорю!
— Счастливы те, у кого нет детей. Дети приносят столько страданий своим родителям! Нам еще придется хлебнуть немало горя, прежде чем сойти в могилу. Вон моя жена, лежит с обвязанной головой в постели… — возраст сказывался и на старике Джунгу. Никто не заметил, как в его привычку вошло почесывание своих ног из-за курения.
