Что бы ни говорили суеверные моряки, Гиду не верил в силу церемонии приношения богам. Приносили жертвы богам или не приносили — улова все равно не было. Он рассчитывал только на свои силы. В последнее время он серьезно стал подумывать о том, чтобы оставить рыбную ловлю. Неприятное предчувствие о скором разорении аптекаря не покидало его.
Как-то раз, когда Гиду приехал с островов в Тонён, он зашел в дом аптекаря. Ёнок, гладившая в этот момент шелковые ткани, вскочила от удивления. Глаза Гиду и Ёнок встретились. Ёнок вспыхнула и приготовилась слушать. Гиду открыл было рот, но, не зная что сказать, замялся и прошел в комнату аптекаря, так и не сказав ни слова.
Сев напротив Кима, доложил всю ситуацию ловли на островах и в конце добавил:
— Что вы думаете насчет того, чтобы на время закрыть дело?
Ким не ответил.
— Если дело не идет, то оно всегда потом… — Гиду не договорил, его глаза наткнулись на строгий укоряющий взгляд аптекаря.
— Это не зависит от человеческих усилий. Твое дело — продолжать во что бы то ни стало, — выдавил из себя Ким, чем дал понять, что продолжать разговор не собирается.
Гиду же посидел еще немного и вдруг сказал:
— Я хочу жениться на вашей дочери, Ёнок.
— Ты? Жениться? — стараясь показать свое удивление, на высокой ноте вскрикнул аптекарь.
Уже несколько раз старик Со, отец Гиду, спрашивал его об этом. Ханщильдэк тоже втайне надеялась на брак Ёнок с Гиду. Но сам Гиду до сих пор ни разу не заговаривал о свадьбе.
— Да, — сжав свои огромные кулаки, ответил Гиду. Но в его глазах было трудно различить что-то конкретное, взгляд его был туманен, словно он смотрел куда-то далеко в море.
Гиду всегда был вхож в дом аптекаря, но он никогда даже и не задумывался о Ёнок. Теперь же, когда он неожиданно для самого себя заявил о женитьбе, сильно растерялся.
— Ты же прекрасно знаешь, что нынешнее положение нашей семьи отличается от прежнего. На этот момент у Ёнок осталась только ее добрая душа. Несчастное она создание.
— Знаю. Я хочу жениться на ней, — повторил те же слова Гиду.
Аптекарь Ким какое-то время пристально всматривался в лицо Гиду, затем достал пилюли и выпил их.
«Как он сдал за последнее время», — с грустью заметил про себя Гиду.
— Желудок шалит… — горько усмехнулся аптекарь.
Гиду вышел из комнаты и прошелся по дому. Дом был совершенно пуст. Ханщильдэк, видимо, еще не вернулась. Гиду немного постоял, задумавшись, затем поднял голову и огляделся. У пруда были разбрызганы краски, на веревках висели окрашенные ткани, но Ёнок нигде не было. Гиду прошел на кухню и замер от неожиданности. Там, около глиняных горшков, рыдая, сидела Ёнок. Черные блестящие волосы закрывали ее лицо, а плечи вздрагивали от плача. Она так сильно плакала, что не заметила, как вошел Гиду.
— Госпожа Ёнок!
Не поднимая своего лица, Ёнок прекратила плакать и замерла в ожидании на месте. Гиду подошел к ней.
— Одолжи мне, пожалуйста, бумагу и карандаш, — выскочило у Гиду, хотя он хотел сказать совершенно другое. Нахмурив брови, Гиду отвел от нее свой взгляд. Ёнок молча встала и прошла на задний двор. Оттуда она принесла бумагу и карандаш и, не смотря в лицо Гиду, протянула ему. Гиду попытался что-то сказать, но так и не смог, молча взял у нее бумагу, прошел в комнату и сел на пол. Он написал письмо своему отцу, в котором сообщил, что у него не было времени, чтобы зайти домой и что снова уплывает к островам. Кратко упомянул, что попросил руки Ёнок и о предстоящей с ней свадьбе. Затем вложил в письмо купюру в пять вон. Пройдя на задний двор, встал напротив двери комнаты Ёнок и позвал ее:
— Госпожа Ёнок! Можно открыть дверь?
У порога Гиду бросил взгляд на аккуратно поставленную обувь Ёнок.
— Не дадите мне конверта?
Наконец, в комнате что-то зашевелилось и зашуршало. Через некоторое время дверь комнаты отворилась и в ней появилась Ёнок. На ее лице Гиду прочел ожидание. Он взял конверт, вложил в него письмо, смочив языком, заклеил и произнес:
— Когда служанка Ёмун придет, пошлите это письмо моему отцу.
В одно мгновение ожидание Ёнок сменилось разочарованием.
Гиду положил письмо перед ней на пол и вышел. Когда он вышел на улицу, уже стемнело. Он пожалел, что так ничего и не сказал Ёнок. Душе его было тесно и неуютно из-за этого. Он не был уверен в своих чувствах к Ёнок, поэтому был поражен своим скорым решением жениться на ней и почувствовал себя связанным невидимыми нитями. Так, размышляя и осуждая себя, Гиду незаметно подошел к морскому порту.
Когда Гиду вышел к набережной, мимо него, согнувшись и пряча свое лицо, пробежала какая-то невысокая женщина, обеими руками сжимая прижатый к груди какой-то узелок. Это была Сунджа. Еще с детства Гиду знал ее как хорошую подругу Ёнбин, знал также и ее погибшего мужа, который приходился ему далеким родственником. Будучи хорошо знакомы, время от времени они общались друг с другом. Гиду машинально оглянулся. Сунджа купила в кассах билет и оглянулась, но, увидев Гиду, растерянно отступила.
«В Пусан, что ли, едет?» — промелькнуло в голове у продолжавшего идти своей дорогой Гиду. Завернув за угол Дончуна, он столкнулся с Тэюном, державшим в руке чемодан.
— Куда едешь? — спросил Гиду.
Тэюн, замявшись, улыбнулся, но не ответил.
— Из Японии, что ли, едешь?
— Нет, в Японию.
— Да? Не похоже что-то, что ты едешь из дома.
— Я был у друзей…
— Сейчас вроде не каникулы, что это ты тут делал?
— Каникулы или нет, я уже давно покончил с этой дурацкой учебой.
— Что? Покончил?
— Дома никто не знает об этом. Домашним сказал, что был в Японии
— Значит, ты не едешь в Токио?
— Не знаю еще. На корабле будет время подумать, — небрежно ответил Тэюн, хотя он вовсе не был похож на человека, отбывающего без всякой цели, — не знаю, когда и увидимся. Счастливо оставаться! — протянул руку Тэюн.
Гиду, пожимая в ответ руку, спросил, как бы между прочим:
— А ты, случайно, не в китайскую ли Маньчжурию собрался? — приглушенным голосом спросил Гиду.
Тэюн, усмехнувшись, посмотрел в глаза Гиду и неопределенно ответил:
— На что мне Маньчжурия?
— Ради освободительного движения, — теряясь в догадках, предположил Гиду.
— Ха-ха-ха… Не то что бы это… — натянуто засмеявшись, также неопределенно ответил Тэюн.
— Так или иначе, будь осторожен.
Так они и расстались.
Слова Тэюна, что он не знает, когда они снова встретятся, показались Гиду какими-то особенными, предвещающими долгую разлуку. После окончания начальной школы Гиду и Тэюн встречались не более одного или двух раз в году. Гиду точно так же, как проводил взглядом Сунджу, проводил взглядом и Тэюна, удалявшегося покачивающейся походкой. Его фигура растворилась в тусклом свете газовых фонарей на набережной.
