Юн сразу же отошла:
— А я вон на ту распродажу пойду, — пробормотала она.
На рынке было обычным делом так торговаться с наивными жителями деревень.
Старушка Юн втерлась в бурлящую толпу людей. Ей следовало торопиться, ведь из-за торговцев с главного рынка, которые скупали абсолютно все, ей могло ничего не достаться. Уже многие жители деревень распродали свои овощи и начинали выбирать ткани у торговцев, расстеливших подстилки прямо на земле. Самые хитрые из торговцев с главного рынка, купив у деревенских все, что им было нужно, оставляли свои ноши у них же на подстилках, а сами еще бродили по рынку.
Юн остановилась около фруктовой лавки и стала выбирать фрукты.
— Матушка, вы бы лучше фрукты на главном рынке купили, здесь сегодня ничего хорошего нет, — продавщицей оказалась Гисун, подруга Ёнбин по начальной школе.
— Правда? Перед праздниками цены на фрукты сильно поднялись.
— Если хотите, я вам продам за обычную цену.
— Да так разве можно заработать?
— Разве я обогащусь от того, что продам вам по дорогой цене? — Гисун была особо добра с тетей своей подруги.
В это время мимо проходила Ёнсук вместе со своей служанкой. Завидев Юн со спины, она поскорее прошла подальше.
Юн стала украдкой рассматривать тазы, наполненные абалонами. Она хотела угостить ими своего старшего сына Джонюна, который очень их любил. По случаю Чусока он гостил у них в Тонёне вместе со своей женой.
— Сколько это стоит? — Юн протянула руку и достала самого большого моллюска.
— Десять Джонов.
Юн зацокала языком. Цена была завышена в два раза.
— Потому что перед праздником, — сказала чистившая ракушки торговка. Обе торговки приехали сюда с главного рынка, где они были известны всем покупателям.
Юн все-таки купила пять больших абалонов и положила к себе в корзинку.
— Заодно и ракушек купили бы, — не прекращая чистить ракушки, хитро усмехнулась торговка. Сидевшая же рядом торговка с издёвкой засмеялась.
— Кого я вижу? За покупками пришли? — послышался сзади чей-то голос. Юн обернулась и увидела жену Джон Гукджу, которая, гордо вышагивая по рынку, демонстрировала свои золотые кольца, нацепленные на бант ханбока.
Иногда им приходилось встречаться на улице, но по причине испорченных отношений между семьями они отворачивались друг от друга при встрече. Оба брака, которые хотел заключить Джон Гукджу, не состоялись. Дочь его не смогла выйти замуж за старшего сына Юн, Джонюна, который нашел себе пару в Тэгу, а Хонсоп бросил Ёнбин по причине своего слабоволия. Поэтому, когда жена Джон Гукджу заговорила первая, Юн сильно удивилась.
— О сыне новости слышали? — спросила жена Джон Гукджу.
— Слышала, — не зная, какого сына она имела ввиду, на всякий случай ответила Юн.
— Значит, вы в курсе, — таинственно произнесла жена Джон Гукджу.
— О чем это вы?
— Наш сын видел вашего младшего в Сеуле.
— Да? Нашего Тэюна? — встрепенулась Юн.
— Да, младшего.
— Где? Где он его видел?
— Этого я не знаю, но он говорил, что дочь старика Сона Сунджа, ну та, что живет одна, загуляла.
— И что? — проглотив слюну, выдавила из себя Юн.
— Ваш сын живет с этой женщиной.
— Что?! — Юн была так поражена, что чуть было не упала.
Жена Джон Гукджу, злорадствуя, посмотрела на пораженную Юн, сделала вид, что у нее полно дел по хозяйству, и направилась к рыбной лавке.
Юн же скорее поспешила домой.
— Я пришла! — с порога позвала она мужа.
Но из мастерской по-прежнему доносилось постукивание молотка. У колодца замерла чистившая зубы сноха, жена Джонюна. Старик Джунгу то ли не расслышал, то ли слышал, но не отвечал, продолжая стучать молотком. У старика настроение всегда было испорченным. А с тех пор как приехала сноха, он еще больше стал молчать и все время закрывался в своей мастерской. Юн это не нравилось, но она с трудом заставила себя стерпеть и прошла на кухню:
— Что, Джонюн еще спит? — спросила она у племянницы, которую она позвала на пару дней помочь ей.
— Он сказал, что хочет пойти в горы Намбансан, и ушел.
Все валилось из рук Юн. Она ходила по кухне, не находя себе места.
— Где это видано, чтобы сноха вставала позже матери?! И мать сама готовила завтрак?! — громко вскричал старик Джунгу, выйдя из мастерской.
Пришедшая помочь племянница, привыкшая к домашней работе, скорее подала завтрак.
Но и во время завтрака Юн никак не могла успокоиться. Она сильно побледнела.
— Матушка, вы очень плохо выглядите, не заболели ли вы? — спросил Джонюн, вернувшийся с прогулки.
— Да нет, — ответила Юн.
Старик Джунгу бросил короткий взгляд на жену и, не сказав ни слова, продолжал завтракать. Он отодвинул стол, быстро выпил рисовый напиток суннюн, приготовленный из поджаренного риса, и с занятым видом спустился к себе в мастерскую.
— Почему отец так себя ведет? — недовольно спросил Джонюн.
Жена его Юнхи сидела молча.
— Ему же нравится работать. Не беспокойся об этом, — ответила Юн.
— И все равно, как бы ему ни нравилась его работа, неужели он не может приветливо принять нас? Мы сидим как на иголках… — горько заметил Джонюн.
— Говорят же тебе, это его любимое занятие, что тут такого? — равнодушно произнесла Юнхи и странно улыбнулась. Эта улыбка не была злорадной, скорее, несколько натянутой. Юнхи не была красавицей, но, даже пренебрегая своей внешностью, она привлекала к себе внимание неуловимой элегантностью.
Джонюн познакомился с ней в больнице в Тэгу, когда Юнхи попала туда с туберкулезом. Постепенно они стали дружить и полюбили друг друга. Хотя у них была явная разница в образе жизни и мыслей, серьезный и педантичный Джонюн был пленен необычной улыбкой Юнхи. Юнхи не была ни особо кокетливой, ни особо миловидной, но вокруг нее присутствовала какая-то атмосфера тайны. Спустя некоторое время после ее выздоровления они сыграли свадьбу, но Юнхи так и не проявила особого рвения к ведению хозяйства и осталась равнодушна к своей внешности.
Джонюн время от времени поглядывал на глуповатое выражение лица Юнхи, но как это ни было странно, в этом он находил своего рода спокойствие. В больнице ему приходилось видеть множество больных, которые проявляли горячее желание жить. В непрекращающемся потоке людей, беспокоящихся о своей жизни, Джонюн чувствовал, что он сильно изменился и стал хладнокровен. Как он хладнокровно, не испытывая никакого чувства, брал скальпель, так и Юнхи оставалась совершенно равнодушна к своей жизни. Ее поведение нельзя было назвать интеллигентным. Если бы Юнхи была интеллигентна, Джонюн не любил бы ее. Джонюн, так же как Тэюн и его отец, невысоко ценил Ёнбин, потому что в ее совершенной внешности и способности глубоко мыслить угадывалось некоторое превосходство над людьми.
