— Что?! Что ты сказала? — Соквон в один миг протрезвел.
— Говорю тебе, пойди к Ёнсун и намекни осторожно, чтоб не выходила за него замуж. Только обо мне ни слова! — И пристально поглядела Соквону в глаза.
Смущенный Соквон застыл, как пес, клюнутый петухом.
Сердце мачехи
Как только солнце склонялось к закату, лицо Ёнсун, единственной дочери аптекаря Бондже, начинало розоветь, ясные глаза увлажнялись слезами, у нее начиналась горячка. Белолицая, светловолосая Ёнсун была уже девятнадцати лет, но до сих пор не была выдана замуж. Бондже любя называл ее золотцем.
— Слабенькая она, вот и болеет, — кратко объяснял он горячку дочери, а сам про себя думал, что если бы Ёнсун была не его ребенком, то уже давно бы умерла.
Будучи аптекарем, Бондже втайне от других выискивал для нее самые лучшие лекарства: доставал и стодневного щенка, и козу, и поросенка, готовил из них лекарственные настойки на спирту и поил дочь. Более того, ловил желтокожих змей и из них тоже готовил снадобья. Ёнсун не лежала прикованной к постели, но и не выздоравливала. Хотя ощутимых перемен в ее здоровье не было, благодаря стараниям отца Ёнсун жила.
— А вдруг она поправится, когда выйдет замуж? — не переставая, повторял Бондже в ночь перед свадьбой дочери и Ган Тэкджина.
Дело в том, что Ёнсун не была вовремя выдана замуж из-за чахотки, и отец сильно переживал за ее судьбу.
Ган Тэкджин не был хорошей парой для Ёнсун. Лицом он был чист и привлекателен, чувствовалось, что в нем текла голубая кровь янбана, но давно лишился родителей и наследства, и с тех пор все гулял по девицам легкого поведения, проводя с ними дни и ночи. Но Бондже не видел в этом большого недостатка. Он считал: лишь бы зять был нормальным человеком, а из единственного зятя всегда можно сделать того, кого захочешь. Бондже понимал, что многие по молодости впадают в загул, и Ган Тэкджин не был исключением.
Но как оказалось впоследствии, проблема была именно в человеке. Ган Тэкджин был инфантилен, невоспитан и недалек умом. Кое-чему, конечно, он был научен в свое время, но был изрядным вруном и жуликом. Но выбирать Бондже было не из чего.
— Вот женится, может, и изменится… Делать нечего… — Сердце отца разрывалось на части. Ему казалось, что он бросает свою больную дочь на произвол судьбы, и он запрещал себе много думать об этом.
Приближался день свадьбы. Весна была на исходе: облетали желтые лепестки обильно цветших сливовых деревьев, и погода стала яснее прежнего. В просторной комнате, сидя друг против друга, мать Ёнсун, Сон, и младшая сестра Бондже, Бонхи, шили свадебный наряд. Бонхи была худощава, Сон крепка и упитанна. В косу Бонхи была вплетена белая лента — знак вдовства. Прошлой осенью она осталась одна с сыном на руках. Муж ее был из ученого сословия сонби и не оставил им никакого наследства.
Бонхи вдела нитку в иголку, сняла с огня утюг и, проглаживая нагрудный бант кофточки чогори
[20], сказала:
— Наконец-то пришел конец твоим беспокойствам! Вот выйдет Ёнсун замуж… — Казалось, что она рассуждала сама с собой.
Сон, не понимая, что она хотела этим сказать, ответила невпопад:
— Думаешь, я смогу спать спокойно после свадьбы? — И тяжело вздохнула.
Бонхи, подняв проглаженную кофточку, стала рассматривать ее:
— Ах, невеста-то хороша… а вот воротничок не выходит… Не так раскроили, что ли?
— Перестань, мне и так не по себе, — Сон бросила на Бонхи недовольный взгляд.
— Говорят же, что на ворчунов одежду трудно кроить…
— Да наша дочка чиста, как стеклышко, что бы ни говорили, — вздохнула мать Ёнсун. — Когда она росла, была для нас дороже всякого золота и драгоценностей. Как я могу после всего этого так просто ее отпустить? — причитала Сон, желавшая дочери только добра и возлагавшая на нее большие надежды.
— Найдется ли кто-нибудь достойный для нашей Ёнсун? Но, видно, такова ее судьба… Да будет она вознаграждена счастливой и долгой жизнью…
— Да, и правда… По крайней мере, ей не умереть в девках. И вовсе не стоит нам так грустить — свадьба же, а не похороны. Нашими беспокойствами Ёнсун не поможешь, — без всякой надежды добавила Сон.
— Кто знает, а вдруг боги смилуются, и ей повезет, вдруг родит… — не закончив мысли, на полуслове оборвала себя Бонхи. Ей было трудно поверить в то, что Ёнсун родит и проживет долгие счастливые годы… — Бонхи скорее поменяла тему разговора: — Ёнсун все больше и больше стала походить на Боннёна. Ты только посмотри на ее светлые волосы…
— Да уж, на дядьку-то она сильно похожа. Тот уж больно красив был.
— За красоту расплачиваться приходится, вот и житья им нет…
— На свадьбу и прийти из родни некому. У нас, кроме дядьки Боннёна, больше никого и нет. Единственная племянница выходит замуж, а он и носа не кажет. Если б был жив, пришел бы… Да что это мы? Вспоминаем его только по важному случаю…
— А ты как думаешь, почему он не появляется? И сына-то его уже пора женить… Думаешь, он все еще жив? Да помер уж, поди. Характер такой, что долго и не проживет, — Бонхи, прищурив один глаз, вставила нитку в иголку.
Одни говорили, что Боннён погиб от рук разбойников. Другие — что братья Сукджон, из семьи Пака, избили его до смерти. Третьи же говорили, что он умер от лихорадки. Много разных слухов ходило о Боннёне в то время, но никто его так и не видел.
— Бедный Сонсу, без отца и матери остался.
Как только с языка золовки слетели слова жалости к Сонсу, в глазах Сон блеснуло недовольство — это оскорбило ее до глубины души:
— Это Сонсу-то бедный? Что, ему одеться не во что? Что, ему есть нечего? Бондже заботится о нем, как о своем родном сыне. Он у него как сыр в масле катается, — не смогла сдержать своих чувств Сон.
— Что ни говори, а любому ребенку нужны мать и отец, — с укором проворчала Бонхи.
В этот момент кто-то снаружи позвал Сон. Она, не прерывая работы, не открывая дверей, громко спросила:
— Что надо?
— Молодой господин опять к проклятому дому направился.
— Что?! — Сон одним махом раздвинула двери. Перед ней, дрожа от волненья, стояла девочка-служанка по имени Тоги.
— Значит, ты говоришь, что Сонсу опять в тот дом повадился?! — вскричала Сон.
— Да… — стараясь не смотреть в сердитые глаза Бонхи, сильно смутившись, ответила девочка.
— Он что, всех нас опозорить хочет, что ли? Ну что ему еще там надо? — ударила рукой об порог Сон.
— А ты-то что туда поперлась? Делать тебе больше нечего? — сжав в руках ткань, укорила девочку Бонхи. — И не стыдно тебе ябедничать?
— Я нечаянно… когда собирала сосновые иголки
[21], увидела его с гор.
