– Да лжешь ты, – воскликнул Иван Несторович, не веря своим ушам. – Скажи правду, о чем они говорят?
– Чтоб мне на месте провалиться, ваше благородие. Но одно вам скажу, не дай боже, кто узнает про китель ваш…
И вновь многозначительно посмотрел на военную куртку в ногах доктора.
Тут вдали послышался конский топот. Понял Иноземцев, что доктора из амбулатории пригнали солдат, и чтобы избежать катастрофы, – а солдаты небось без предупреждения палить начнут, как было десять дней назад, – бросился сквозь толпу, растолкал всех сартов направо и налево, выбежал на дорогу и прямо под копыта казачьего отряда чуть не грохнулся.
– Вопрос улажен, мы договорились, сарты согласны на все условия, – выпалил он, повиснув на поводьях жеребца, на котором восседал командир. С высоты седла тот окатил Иноземцева оценивающим взглядом.
– По вашему виду и не скажешь, – с сомнением проронил офицер.
– Клянусь! Можете возвращаться назад. Видите? Толпа расходится.
Сарты повысыпали со двора больницы, толпою направившись в противоположную сторону. Последним вышел Абдулкасымхан. Он смело приблизился к солдатам, поклонился, прижав руку к груди.
– Мы уходим, – промолвил он с достоинством.
Иноземцев восхищенно глядел, как тот развернулся и медленно двинулся вслед за толпой.
«Великий человек, – подумал доктор, – великого ума, он один, не побоявшись нарушить законы шариата, спас и добрую половину города, явившуюся сюда, да русских солдат поберег от очередной стычки. Образчик дипломатии и пример компромисса меж двумя непримиримыми культурами! И после этого утверждать, что сарты дикари и невежды? Найдется среди них немало таких, которые любому европейцу сто очков вперед дадут». И радостный, что не ошибся в своих внутренних надеждах и чаяниях, поспешил обратно в больницу.
На следующий день после визитаций он, как и обещал, отправился в махаллю Гульбазар, где располагалась самая большая мечеть города, пятничная мечеть, ее восстановить велел после разрушительного землетрясения сам Александр III и выделил на это несколько десятков тысяч рублей.
Шагал Иноземцев к холму, с которого виднелись купола Ходжа Ахрор Вали с полной готовностью принять магометанское вероисповедание, и даже самому себе объяснить не мог, зачем ему это надо было. Спасения искал, как и все потерянные души. Или будучи под впечатлением поступком ташкентского ишана.
Но у самого главного портала ошеломили Ивана Несторовича ужасной новостью, что почтенный Абдулкасымхан скончался сегодня утром от холеры. Иван Несторович, убитый горем, сел прямо на камни и, невзирая на огромную толчею у ворот, просидел до тех пор, пока те не распахнулись и не показалась похоронная процессия.
Несколько сартов кое-как объяснили доктору, что последним желанием Абдулкасымхана было, чтобы русский дервиш засыпал его могилу белым лекарством.
С тех пор ни один ташкентец не был против хлорной извести и, пока не кончилась эпидемия, а длилась она после смерти ишана всего три дня, Иван Несторович исполнял обязанности главного могильщика, носясь по городу с тележкой, груженной известью. Говорили, что в тот день, вернувшись из амбулатории, Абдулкасымхан провел тайный ритуал, чтобы обратить всю болезнь города на себя. И, как оказалось впоследствии, ему это удалось.
Глава VII. Генератор случайных изобретений
Всю чиллю Иноземцев провел в старогородской части Ташкента, лишь изредка возвращаясь в «Ташкентские номера», где брошенный на спинку кровати мундир военного врача говорил о том, что постоялец еще не съехал. Батыршин давно уже обещал выхлопотать ему и квартиру, и место в госпитале, но руководство все тянуло и тянуло время. Верно, уж слишком хорошо справлялся доктор с сартами, уж слишком охотно они к нему шли лечиться, уж очень радушно принимали в своих домах. Никому ведь невдомек было, каким отчаянным поступком Иноземцев завладел сердцами туземцев, свидетелем того был только сторож, и уж, слава богу, он не рассказал о кителе, брошенном в пыль, и о заявлении принять магометанскую веру.
А господа чиновники все высматривали, все ждали, чем дело закончится.
Уж, наверное, кончилось бы оно плачевно, ибо силы Ивана Несторовича были не беспредельны, сам он не осознавал совершенно, что вечное бдение то у постелей последних выздоравливающих холерных, то за микроскопом, то скитание под палящим солнцем в сорокаградусную жару в полдень с медицинским чемоданчиком в лучшем случае может обернуться истощением, а в худшем – ударом.
И не осталась незамеченной для тонкой душевной организации доктора его работа могильщиком. Столько похорон – за три безумных дня, десятки, а может, и целая сотня, он сбивался со счету уже к полудню! Такое быстро не забудется. Чуть закрывал глаза, так и вставали безмолвные тени перед взором, медленно бредущие, с покойником на плечах, а в ушах стоял шепот: «Энцо! Энцо! Ванечка, Ванечка…» Руки горели от постоянной работы лопатой, ныла спина, мутило от солнцепека, болел затылок, нет-нет да старая рана вновь начинала кровоточить. Но усидеть на месте он все равно не мог, вот и шел опять в старогородскую часть, тем более что человек тридцать набиралось, которых навестить надо было.
Кроме того, доктор собирал у местных табибов рецепты и разносортные тинктуры, загоревшись желанием доказать, сколько древняя медицина Востока хранит неразгаданных тайн, могущих принести человечеству пользу. Он собирался каждый рецепт расчленить на химические соединения и выявить их глубинную суть и свойства. Порой Иноземцев мечтал вернуться в Петербург, лет через двадцать, с большим материалом для докторской диссертации. Ведь он так и не получил никакой ученой степени, а лишь только начинал множество работ. Мечтал защитить ее именно что в столице, на радость отцу, получить приват-доцента, а потом и профессора, и юным студентам с кафедры рассказывать, как богат Туркестан лекарственным материалом, что растет здесь все под ногами и не нужно строить анилинокрасочных заводов, а лучше заняться переработкой трав. А потом, может, принял бы дело отца и зажил бы счастливо в Выборге, продолжая снабжать финнов лекарствами.
Доктор Шифрон не уставал читать нотации Иноземцеву.
– Здесь зачем амбулаторию построили? – говорил он возмущенно. – Чтобы сарты сами, ежели есть надобность, являлись, получая лечение ам-бу-ла-тор-но. Эпидемия уже спала, скоро кабинеты опустеют. А вы все ходите! Чего ходите? В такое-то пекло. Сарты-то тоже по своим глинобитным домам попрятались и носа не кажут.
– Самое лучшее время для прогулок, – оправдывался Иван Несторович. – На улицах никого нет. Тишина.
– Я спрашиваю себя, человек ли вы или же механизм, обтянутый кожей? Возвращаетесь – на вас лица нет, едва дышите, и все равно что заведенный. Надеть на вас чалму и халат – будете один в один туземец, уже таким черным стали, от сарта не отличить. Пожалейте нас с Александром Львовичем, ходить под солнцем, как вы, не можем, а ведь подумают, что мы лентяи какие. Право дело, на вашем фоне лентяями выглядим. Возьмите наконец передышку.
