Завтра стоит отправиться за Анхор и спросить совета одного очень уважаемого табиба, многочисленными рецептами коего Иван Несторович пополнил свою коллекцию соединений и субстанций, что получал, расчленяя травяные составы, соединяя их в различных комбинациях.
Памятуя неудачу с луноверином и в свете нынешних печальных событий, Иван Несторович весьма осторожно продолжал свою работу над докторской, занимаясь исследованиями местной растительности втайне. И свел знакомство с аптекарем Капланом и ботаником Краузе, последний содержал обширный парк с большим количеством образцов туркестанской растительности. Но даже им не открылся, что синтезировал некоторые из вытяжек. Семнадцать стеклянных баночек красовалось на полке над его столом в квартире, а на изуродованной кислотами столешнице ныне в полном порядке стояли колбы, реторты, целая батарея пробирок, перегонный аппарат и горелка для выпаривания. Все эти новые вещества были опробованы на мышах и лягушках, но на себе Иван Несторович что-либо испытывать зарекся. Более того, он никому о них не рассказывал, а записи хранил под двойным замком, в страхе, что его вновь объявят сумасшедшим или же обвинят в смерти какого-нибудь пациента, который умер якобы от того, что доктор на нем проводил тайные эксперименты.
Наутро, прежде чем отправиться на сартскую часть, Иван Несторович навестил господина Захо. Тот себя чувствовал прескверно, выглядел вялым и уставшим, под глазами темные круги, не ел ничего, спал дурно, все время вскакивал, точно кто его иголками тычет, руки дрожали. Сказал, что уже четвертый день новых укусов нет, а самочувствие только ухудшилось.
– Видать, помираю, – заключил бедный больной.
Если паразит вместе с укусом впрыскивает в кровь некий процент морфина, значит, при последующем укусе состояние его должно улучшиться. И тщательно, с помощью лупы Иноземцев исследовал одежду больного в поисках таинственного паразита. Безуспешно.
– Пришлите кого-нибудь, когда обнаружите свежий укус, – попросил он, после того как взял пробу крови, а доктору, пользовавшему Захо, посоветовал сделать больному промывание желудка.
За Анхором его пока еще неумелые объяснения на тюркском выслушали с большим почтением и внимательностью. Знакомый табиб Иноземцева долго размышлял, поглаживая белую бороду, потом покачал головой и изрек:
– Йўқ, билмадим
[25].
Но согласился поглядеть на странные укусы. Иван Несторович с большим трудом уговорил Зубова отправиться в туземную часть и расстегнуть перед белобородым сартом манжету, закатать рукав, пообещав, что не станет никому рассказывать, кто повинен в недостаче морфина в аптеке госпиталя. Табиб долго размышлял, даже дольше прежнего, долго гладил свою бороду и вновь изрек:
– Йўқ, билмадим.
Тем временем Иноземцев продолжал изучать кровь Зубова, Дункана и Захо. У первых двух она окрасилась от солей аммония и серной кислоты в бурый цвет и даже становилась почти фиолетовой, что говорило о разном количестве морфия в крови, а стало быть, разной интенсивности заражения. У Дункана морфий проявлялся чаще остальных, у Зубова тоже, а Захо имел кровь после опытов цветом, близким к желтому, что являлось нормой, быть может, оттого что таинственная лихорадка начинала проходить. Для наглядности Иноземцев испытал и себя. С превеликим чувством облегчения констатировав, что его тела паразит не коснулся, хотя он уже третий день возился с больными и их кровью.
На четвертый день появился еще один зараженный.
Посетив Захо, Иван Несторович отметил некое того улучшение, да и укусов паразит коммерсанту новых не наносил. Когда доктор уже садился в дрожки, вдруг был остановлен окликом – его звала младшая дочь Зубова, Антонина Андреевна, явившаяся в магазин, больного дядю навестить.
– Иван Несторович, погодите, – поспешно приближаясь, воскликнула она. – Вы торопитесь?
Тот качнул головой, но не проронил даже «Здравствуйте», от дурного предчувствия потеряв дар речи, – девушка была бледна, с опухшим, красным носом, не иначе как тоже больна.
– Вы не спешите? – выдохнула она, судорожно вцепившись в локоть доктора и шмыгнула, поднеся измятый платок к глазам. – Отпустите извозчика, пройдемте по тротуару, я должна вам кое-что рассказать.
Тот молча послушался, с тревожным ожиданием глядя на барышню, продолжавшую тереть глаза платком.
– Спасите нас, Иван Несторович, – воскликнула она, после минуты замешательства, сделав несколько торопливых шагов вниз по Ирджарской. – Мой отец зол на Тимофея Ивановича, называет его морфинистом. А Тимоша не морфинист, он тоже, как Дмитрий Николаевич, болен. Только не говорит никому, вся спина его красная и буграми покрыта. Плохо ему! Помогите!
– Кто это – Тимофей Иванович? – дрогнувшим голосом проронил Иноземцев.
– Как кто? Вы же знакомы! Господин Обухов Тимофей Иванович, вы с ним у Дмитрия Николаевича виделись в тот день, когда ти́гра магазин погромила. Говорят, чучело это было, а не зверь. Так я и не видела, слава богу, а то б прям на месте со страху померла. Ну так ведь… Тимофея Ивановича в Коканд зовут главноуправляющим одного очень крупного Товарищества мануфактурного. А он едва на ногах держится. Папенька его еще и ругает, не дает нам видеться.
Сначала Иноземцев заохал, головой покачал, ведь недавно к Обухову являлся и именно что нездоровым тот показался доктору. Но вдруг доктор обомлел. Захо, Дункан, Зубов, покойный Бадальмухаметбаев, а теперь еще и Обухов – все они присутствовали в тот вечер, когда «ти́гра» громила магазин, выражаясь словами перепуганной и отчаявшейся Антонины Андреевны. На себе болезни Иноземцев пока не отметил, а вот князь… Князь был в опасности, если уже не заражен.
Глава XIV. Черный человек
В порыве ужаса Иноземцев оставил Антонину Андреевну на тротуаре Ирджарской улицы, перескочил через арык и едва не бросился под колеса проезжавшего мимо извозчика. На ходу запрыгнул на ступеньку дрожек, даже от самого себя такой прыти не ожидая.
– Я придумаю что-нибудь, я очень близок к разгадке. Не тревожьтесь, все будет хорошо, – крикнул он барышне, забрался в экипаж и, с трудом сдерживая тяжелое дыхание, велел извозчику ехать ко князеву дворцу. Благо через две улицы он находился.
Но дома Николая Константиновича не оказалось, более того, ворота были опечатаны, за оградой – тишина и никого. Иван Несторович в немом отчаянии обошел дом кругом, судорожно цепляясь за решетку, сквозь частую резьбу которой видны были лишь заколоченные досками двери и окна да запыленная стеклянная галерея, и только ветер гулял незримым призраком, ветвями шелестя в саду и на дорожках, в никем не убранной опавшей листве. Даже олени бронзовые будто головы понурили. Неужто Иноземцев опоздал, неужто случилась беда? Умер князь?
– Вам чего? – старческий, хриплый, какой бывает от постоянного употребления табака, голос вывел его из пароксизма отчаяния.
Иван Несторович обернулся. Позади стоял солдат в посеревшем от времени кителе, в облезлой фуражке и выцветших малиновых шароварах. Через плечо на ремне у него висело ружье. Видимо, сторож.
