В первых числах ноября Иноземцев и сияющий счастливой улыбкой Давид прибыли в Самарканд, к городскому вокзалу, и уже устроились в вагоне первого класса, чтобы добраться до Чарджуя. Доктор принял безоговорочное решение ехать прежде в столицу, подать запрос на опекунство, дать мальчику новое имя, отчество и фамилию. Замкнуть родовой круг, исполнить фамильную традицию, почтить честь основателя рода, выходца из персидских земель. А после уже уехать куда-нибудь в Европу и посвятить остаток дней воспитанию и образованию Давида.
Но в Туркестане оставалось одно незаконченное дело.
И потому Иноземцев сделал остановку в Чарджуе. Пока Давидка будет прощаться с родными краями, Иван Несторович хотел совершить поход к Аральскому морю.
Одному бы ему туда нипочем было не добраться.
Пришлось пойти на маленькую хитрость. По приезде в Чарджуйский уезд он тотчас же отправился к своему старому знакомцу – ротмистру Александру Минаевичу Полякову, который все еще служил начальником железнодорожного управления. Застал его в кабинете штаб-квартиры управления. Ничто в ней не изменилось – тот же стол, книги и папки аккуратно разложены на полках, большой старинный глобус в углу и подробная карта Туркестана и части русских владений в Средней Азии, а рядом повесили еще и новую карту – Закаспийской области и Закаспийской железной дороги.
Не изменился и сам Александр Минаевич, радушно принял доктора, долго расспрашивал о том, как тому в Ташкенте жилось. Головой покачал, поохал на нездоровый вид Иноземцева, посочувствовал шраму, потом и про своих знакомых из столицы Туркестанского генерал-губернаторства стал вспоминать, интересовался, как у тех обстоят дела.
– Я к вам по весьма важному и безотлагательному делу, Александр Минаевич, – наконец решился Иван Несторович, – которое касается Юлбарса.
– Юлбарса, – с волнительной мечтательностью повторил Поляков. – Уж, слава богу, того разоблачили. Говорят, дело в горах было.
– Да, в Чимганских горах, на плато Пулатхан. Я был при отряде казаков военным врачом.
– Да что вы говорите! – удивленно воззрился начальник управления. – Лично? Видели, как Бродячего Тигра, атамана то бишь, убили?
– Он умер у меня на руках. Ведь я как раз и был на поимку его послан, потому что знал того в лицо… Лично…
Раскраснелся от волнения Александр Минаевич, распыхтелся. Еще с четверть часа пытал Иноземцева, просил все до мельчайших подробностей поведать, как выследили, как взяли, сколько человек было, какое оружие использовали. Сиял при этом как начищенный самовар, усы свои потирал, рад был, что из первых уст такую историю слышит. Будет, ух будет, чем потешить сегодня Евгению Петровну, а заодно все железнодорожное общество. Но Иноземцев поведал Полякову только то, что господин Маев в «Туркестанских ведомостях» написал под тщательную диктовку начальника Ташкентского уезда и градоначальника Ташкента, полковника Тверитинова, хотя и того было достаточно, чтобы расположить бывшего полицейского. Правда, рассказ о шкуре тигра его озадачил и даже расстроил. Как старый ищейка с большим полицейским опытом, он не поверил в эту историю, сочиненную наспех Дунканом, и удивленно развел руками, когда Иноземцев сообщил, что тоже был свидетелем оптической иллюзии.
Тут Иван Несторович и поспешил отвлечь внимание ротмистра.
– Но самое главное, – проговорил доктор, – а того я никому прежде не рассказывал, – владел Юлбарс несметными сокровищами. Припомнить бы… – он сделал задумчивое лицо, почесав переносицу под оправой. – Ах да! Сокровища храма Окса.
Вдруг Поляков изменился в лице, брови его взметнулись вверх, и он невольно повел подбородком в сторону, словно ослышался, а в глазах вспыхнуло пламя тревоги и неверия.
– Да что вы такое говорите! – проронил ротмистр. – Храма Окса? Именно, что храма Окса? Вы не ошиблись? Так ведь недостающую часть до сих пор ищут, не могут найти.
И тотчас позабыв и о тигре, и о шкуре, бросился к полкам с фолиантами, бюварами, стал искать что-то, пыхтел, кряхтел, вынимал целые стопки, роняя листки бумаги на пол. Когда нашел, вернулся и сел обратно за свой стол.
– Вот, поглядите, – произнес он, открывая кожаный бювар и слюнявя пальцы, принялся листать подшитые вместе разнообразные газетные вырезки, испещренные разнообразным шрифтом – и английскими буквами, и французскими, и немецкими, фотографические снимки имелись на них, зарисовки, карикатуры.
История этих сокровищ шла аж с 1877 года, когда текинцы обнаружили неподалеку от Амударьи множество всяческой золотой посуды, оружия, статуэток и монет величайшей древности. Ученые относят эти предметы к греко-бактрийскому периоду, когда славная река Амударья звалась «Окс» и была не просто рекой, а самым настоящим речным божеством, которому сей храм и воздвигли. Ничего не смыслившие в истории и тем более не знавшие исторической важности сих предметов, местные аборигены продали их караванщикам как лом. Те свезли все в Индию, а уж в Индии вездесущие и зоркие англичане и усмотрели в золотых безделках неоспоримую ценность, выкупили у караванщиков и отправили в Британский музей. Ученые мужи, посчитав предметы, коих, по разным историческим исследованиям и записям касательно оного храма, должно было около пяти тысяч наименований, объявили о большой недостаче. Нашлось-то всего две тысячи. Перечислялись потерянные золотые шлемы армии самого Александра Македонского, необыкновенной красоты ларцы с золотыми ножками в виде львиных лап, кинжалы, украшенные мордами ланей, и огромная статуя самого Македонского, отлитая из чистого золота. В одной из статей рассказывалось, что ее распилили и растащили по кусочкам разбойники. В другой – что статую удалось спасти жрицам храма, но для того они ее тоже распилили на несколько частей и зарыли где-то неподалеку. Храм часто подвергался нападениям, потому подношения прихожан, что и составляли главным образом совокупность сокровищ Окса, прятали по берегам Амударьи.
С тех пор развелось множество искателей этих самых сокровищ. Англичане, французы и другие европейцы съезжались сюда, привлекаемые именно этими золотыми предметами, затерянными на берегах таинственной реки. Часто видели служители железнодорожной управы, как мелькали то тут, то там пробковые шлемы и канотье подобного рода туристов из различных Европ. Неделю как назад одного спровадили, юркого французика с большим фотоаппаратом, цилиндром набекрень и редкими светлыми усиками на загорелом лице – видно, не первый год по пескам шныряет. Эдакий Поль Надар, только помоложе. Уже и фургоном обзавелся, раскрасил его красками, точно циркач какой, сидит на козлах и рыжим крепконогим жеребцом управляет, которого ему армяне из Ганжи жаловали. История там была темная, то ли пари проиграли, спор был какой, все хвастался, что тигра Юлбарсова поймает.
Был еще другой – рыжий и в очках, ирландец или англичанин, Свен Гедин его звали, тоже все вынюхивал про храм Окса, всю Азию истопал.
Выслушав Полякова, весьма заинтересованного поисками, Иноземцев лишь утвердился в мысли, что гора золотых безделок ему не привиделась.
– Я знаю, – заявил он, – где спрятана остальная часть сокровищ храма Окса. Я был там, я вам покажу.
