В гостиную, размахивая восковой фигуркой, ворвался командир лучников!
В то же время в комнату с шумом, с ужасной бранью вбежали солдаты, и уже в следующий миг Миртиль была окружена, схвачена, уведена…
Вне себя от страха – не перед арестом Миртиль, но перед тем, что подсказывало ему его сердце, – граф шел позади своих солдат, безмолвный, задумчивый.
Спустя несколько минут Миртиль, грубо подталкиваемая неистовыми лучниками, уже вступала на подъемный мост у Тампля…
Печальная улыбка пробежала по ее устам.
– Неспроста тень этой башни так леденила мне душу!.. – печально прошептала девушка.
Между Валуа и управляющим крепости тамплиеров, превращенной Филиппом Красивым в тюрьму, состоялся очень короткий разговор.
После чего граф де Валуа занял свое место в седле и медленно, то и дело останавливаясь, снедаемый тяжелыми мыслями, вернулся в Лувр.
Миртиль же схватили двое тюремщиков, которые, не переставая креститься, подвели колдунью к лестнице, что уходила в недра земли. Полумертвую от страха девушку столкнули вниз, поспешно заперев за ней железную решетку.
Погруженная в безмолвную тьму, подобную тьме, скрытой внутри савана, Миртиль осталась одна…
В тяжелой, давящей тишине через правильные интервалы слышался глухой шум: то были капли воды, которые выступали на потолке и падали в большую лужу на полу камеры. В глубине этого мрака бледным светом сверкали крошечные точечки: то была плесень, покрывавшая стены могилы…
VIII. Нельская башня
Готье д’Онэ хоть и имел замашки фанфарона, был более благоразумен, чем его брат. Мы не говорим, что менее отважен. Филипп же обладал тем мужеством, которое отказывается вести переговоры с опасностью. В том умонастроении, в коем он находился – а сердце его было преисполнено неисцелимой любви – он жадно искал возможности отличиться. Именно ему пришла в голову мысль о том, чтобы бросить вызов Мариньи.
Готье, будучи бонвиваном, обожая жизнь, которая, в силу того что он не был обременен никакими сентиментальными обязательствами, казалась ему весьма приятной, желал прожить триста лет, при условии, что он всегда будет здоров и всегда сможет находить достойные его кабачки; словом, младший из братьев любил здоровый стол, умел считаться с опасностью и находил неуместными возможности бессмысленно подставляться под удары.
Вот почему после того как ушел человек, назначивший им встречу у Нельской башни, Готье методично закрыл и запер на висячий замок дверь, а затем промолвил:
– Мы не пойдем. Это ловушка, устроенная Мариньи. Но ловушка, слишком топорно слаженная. Он что, за дураков нас держит? Это унизительно. И я ему это припомню.
– Мы пойдем, – сказал Филипп.
– Дьявол!.. Но объясни мне, почему мы должны позволить расквасить наши физиономии сбирам, которых Мариньи не преминет подослать к Нельской башне? То, что ты горишь желанием умереть, мне весьма понятно, – ведь ты любишь королеву, эту проклятую королеву! Но я, брат, люблю двух принцесс, и черт меня побери, если я не разделю свою любовь хотя бы с одной из них. Поэтому, я не вижу…
– Мы не обнаружим там никаких сбиров, – прервал его Филипп. – Если бы Мариньи прознал про наше присутствие в этом особняке, то вместо того, чтобы расставлять для нас западню, он бы просто-напросто прислал сюда с дюжину лучников, и мы бы уже были на дне какого-нибудь оврага.
– Хм… А ведь, пожалуй, ты прав!.. Что ж, пойдем к Нельской башне. Тем более… тем более… подожди-ка…
Готье приблизился к брату. Напустив на себя самый веселый вид, он подмигнул Филиппу и восторженно воскликнул:
– Хо-хо! Ну да… так оно и есть…
– Что именно, мой милый Готье?
– Истории, которые мне рассказывали как-то после пьянки о некой башне. Теперь-то я вспомнил, что речь в них шла именно о Нельской башне.
– И что же тебе рассказывали?
– Говорят… по слухам… и это, знаешь ли, странно!.. В общем, если верить слухам, время от времени в зарешеченных темных окнах Нельской башни зажигается свет… Люди говорят, что иногда по вечерам они видят там некую женщину необыкновенной красоты… О, такой красоты, которой позавидовала бы и сама королева Маргарита!..
– Брат, – прошептал Филипп, – я тебя умоляю: не примешивай чистое имя королевы к россказням о непристойной любви какой-нибудь бесстыдницы.
– Россказням? Клянусь Святой Девой и Венерой! Это реальные факты. Да от улицы Валь-д’Амур до улицы Тирваш нет такого кабака, где бы об этом не говорили, как о вещах самых что ни на есть неоспоримых! Говорят, эта восхитительная женщина подстерегает прохожих и когда видит того, кто ей нравится, подзывает его улыбкой или взмахом руки… По слухам, тогда из башни доносятся шумы оргий, которые длятся до поздней ночи… И вот что! Говорить ли тебе это?.. Я часто проходил мимо этой башни в темное время суток в надежде в одну из ночей оказаться выбранным этой прекрасной незнакомкой…
– И ты ее видел? – вопросил Филипп с улыбкой.
– Никогда. В противном случае, как понимаешь, она не преминула бы обратить на меня внимание. Я видел лишь раскрошившиеся черные камни старой башни, ужасные решетки ее окон и темные воды, хлюпающие у ее фундамента, и то, как с завыванием, словно, коснувшись этих камней, Сена уносит души умерших…
– А ты когда-нибудь встречал хоть кого-то из этих приглашенных на ночные оргии мужчин?
– Никогда, и признаю это. Ни одного никогда не встречал. Но вдруг мы увидим эту таинственную даму сегодня вечером! Вдруг она улыбнется мне!.. Или же тебе!
– В таком случае я бы туда не пошел. Только вряд ли, мой славный Готье, все это правда. Впрочем, неважно. Тот, кто нас вызывает, – враг Мариньи, вот и все. И этого достаточно! Будь этот человек сам дьявол, если он поможет нам отомстить за отца и мать, я его благословлю.
Приняв таким образом решение, братья принялись с нетерпением ждать момента, когда следовало бы идти на эту таинственную встречу. Около половины десятого они направились в дорогу, переправились на противоположный берег Сены, но не по перегороженным в комендантский час мостам, а благодаря услужливому лодочнику, и в десять часов подошли к Нельской башне.
Ее изможденный темный силуэт высился, подобно некому великану-часовому, напротив старого Лувра, который, по другую сторону воды, разрезал мрачное небо смешением своих строений, башенок и крепостных стен. И два этих каменных существа, чья странная душа трепетала в сумерках, казалось, смотрели друг на друга, словно были готовы поделиться ужасными секретами.
Внезапно дрожащая рука Готье легла на плечо брата.
– Видишь? – выдохнул он.
– Что?
– Окна башни освещены… О! Освещены, как и говорилось в тех историях, что я слышал у Аньес Пьеделе!
Филипп пожал плечами и сказал:
