Яростно зарычав, словно раненая тигрица, Маргарита тоже, в свою очередь, попятилась.
Взгляд, который бросил на нее Филипп д’Онэ, был ужасен, – именно так в библейских легендах проклятые смотрят на навсегда закрывающиеся перед ними небеса…
Без единого слова, без единого жеста, молодой человек направился к двери, которую распахнул настежь…
В этот момент Маргарита Бургундская ринулась к гонгу, что висел в углу этой комнаты, схватила молоточек и неистово заколотила…
Бронзовый гонг разразился мрачными звуками, которые медленными волнами разошлись по всей Нельской башне, сотрясая ее от основания до самого верха!
* * *
При этом продолжительном шуме, вызвавшим в башне длинное мрачное эхо, на четвертом этаже, то есть над залом для пиршеств, раздались поспешные, глухие шаги, и в тот момент, когда Филипп д’Онэ, не отдавая себе отчета, что он творит и где находится, позабыв о брате, начал спускаться по лестнице, на него набросились сзади, обезоружили, скрутили за спиной руки. Шестеро здоровых молодцов поволокли его на верхний этаж донжона.
Защищаться Филипп даже и не думал; в ту секунду, когда на него напали, он ощутил некую мрачную радость и прокричал:
– Будь благословенна, о смерть, высшее избавление! Будьте благословенны и вы, явившиеся меня убить…
– Будьте покойны, мессир д’Онэ, – с усмешкой произнес чей-то голос, – все произойдет безболезненно и так быстро, как только можно желать. Но прежде, признаюсь, гости Нельской башни меня никогда не благословляли!
И когда говоривший склонился над Филиппом, тот узнал беспокойное лицо, впалые щеки, ироничные глаза и гримасничающую улыбку Страгильдо.
– Гости Нельской башни… – в изумлении прошептал молодой человек.
– Хе!.. Если не ошибаюсь, вы уже семнадцатый! А ваш благородный брат станет восемнадцатым. Право же, прекрасное число, которое делает мне честь, так как… Эй! Да этот достойный сеньор меня уже не слышит… Оттащите-ка его в угол и подготовьте все, что нужно!
Дальнейшего Филипп вынести уже не мог; потрясенный таким количеством событий, юноша провалился в небытие.
* * *
В тот самый момент, когда схватили Филиппа д’Онэ, вторая шайка из восьми или десяти вооруженных кинжалами мужчин, ворвалась в зал для пиршеств.
Готье сидел за столом между двумя принцессами. Откинувшись на спинку кресла, – лицо пунцовое, глаза то и дело моргают, язык заплетается, – он бормотал нечто такое, от чего обе женщины хохотали до упаду, не забывая подливать ему вина для еще большего возбуждения…
При зловещих звуках гонга они вскочили – испуганные, трепещущие… так как оргия еще только начиналась, или скорее даже не успела начаться, и до назначенного часа, ужасного часа, когда гости Нельской башни попадали в руки Страгильдо, было еще далеко.
– Что это? – проворчал Готье. – Идите-ка ко мне, мои козочки! Хо-хо! – добавил он со смехом, от которого задрожали стоявшие на столе хрустальные, в золотых оправах бокалы, – кто эти люди?.. А, вероятно, пришли помочь нам расправиться с этими достойнейшими запасами вина! Подходите, милейшие, выпейте с нами! Сам Готье д’Онэ вас приглашает, черт возьми, и сейчас мы…
Ничего больше он сказать не успел, так как один из вошедших схватил его за горло и сунул в рот кляп. Наполовину протрезвевший, Готье потянулся за кинжалом, но тот у него уже отняли; попытался встать, но тотчас же упал, руки и ноги у него моментально оказались связанными…
Растерянно оглядевшись, он увидел, что те, кого звали Талия и Пасифея, уже исчезли из зала…
И тогда им овладел неумолимый, всепоглащающий страх…
Опьянение рассеялось, как дым при дуновении ураганного ветра.
И в эту ужасную минуту, когда он ощутил, как его приподнимают и куда-то несут, он понял, почему никто больше никогда не видел ни одного из тех, кто входил в Нельскую башню!
И тогда мысль о смерти явилась ему во всем своем неминуемом безобразии… Не желая умирать, он выпрямился в отчаянном усилии; кляп выпал изо рта и он завопил:
– Ко мне, Филипп! Ко мне, брат!.. Ко мне, милая Талия! Ко мне, любезная Пасифея! О, вы говорили, что любите меня! О, вы подставляли мне ваши дорогие губы!.. И вот вы оставляете меня умирать!
Крики Готье, – который даже в эту последнюю минуту сохранял некую веру в двух незнакомок и считал, что они его любят, – эти душераздирающие крики затерялись на лестнице.
– Ох, это ужасно, – прошептала принцесса Бланка.
– Давайте пощадим этого несчастного, который так нас веселил! – побледнев, пробормотала Жанна.
Маргарита, которая, наклонившись, с выступившим на лбу потом, слушала мучительные вопли Готье, неистово затрясла головой и промолвила:
– Эти юноши нас узнали! Им известно, кто мы…
– Пусть же умрут тогда! – с содроганием пробормотали принцессы.
* * *
Перенесенный на четвертый этаж башни Готье д’Онэ увидел, что он находится в просторной и холодной комнате без мебели, похожей на ту, через которую они проходили, войдя в башню. Его уложили на плиточный пол, и теперь за ним присматривали с десяток сторожей.
Он уже не кричал; мрачный его взгляд блуждал по помещению.
Внезапно этот взгляд упал на брата, лежавшего, как и сам он, на полу, в нескольких шагах, но никем не охраняемого, и тогда слезы хлынули из его глаз и он прошептал:
– Бедный братец! Они его уже убили!.. А ведь это он пожелал сюда прийти! Прощай, мой милый Филипп… А вы чего ждете, мерзавцы, перережьте мне горло – и делу конец!..
– Немного терпения, черт возьми!
– Страгильдо! – пробормотал Готье, увидев то, ужаснее чего в этой авантюре и представить было невозможно – Страгильдо, сторожа королевских львов. – Здесь Страгильдо!..
С растерянностью в глазах, натянутыми до предела нервами и неким смертельным любопытством, он наблюдал за тем, что делал Страгильдо.
И тогда ужас его возрос многократно: страхи кошмаров добавились к тем, что разъедали ему мозг!
Крепкой веревкой Страгильдо ловко, как привычный к этому занятию человек, привязывал к огромному мешку из плотной двойной материи громадную железную чушку.
Его не заколют!.. Ведь кровь оставляет следы! Кровь обвиняет! Сколько ни отмывай кровь, она никуда не денется, но породит обвинительные акты, от которых полетят головы, пусть даже и коронованные!.. Нет, его не заколют… Его сунут в этот мешок, который тяжеленная чушка утянет за собой на дно Сены! Его утопят!
– О, только не это! Только не это! Уж лучше уж кинжал в сердце! О, да вы настоящие демоны – бездушные, бессердечные! А эти женщины! Дочери преисподней, иначе и не скажешь!
– А вот и один из них! – со смешком произнес сквозь зубы Страгильдо.
Один?.. Что – один? Вероятно, мешок? Но ведь их двое… значит, и мешков должно быть два?.. Нет.
