– Терпение, мои добрые друзья, – промолвил третий. – Еще один вечер, и все будет кончено…
«Кончено? – подумал он про себя. – Так уж и кончено?..»
Этим третьим был Буридан.
– Уф, – проворчал четвертый, ставя корзину на стол пользовавшегося дурной славой кабачка. – Если бы я не надеялся, что и мне достанется выпить и перекусить, то ненароком уронил бы эту ношу в воду, когда мы проходили по мосту.
Этим четвертым был Ланселот Бигорн.
Хозяин этого подозрительного кабачка, куда редкие парижане заходили по воскресеньям выпить под чахлыми беседками отвратительного пикету
[16] и покатать шары – а для интересующихся данной игрой можем добавить, что шары были обиты железом, – так вот, этот хозяин встречал гостей в дверях, с колпаком в руке. Буридан ему сказал:
– Как и вчера, вот тебе новенький серебряный экю. Как и вчера, ни пить, ни есть мы у тебя не просим. Но, как и вчера, ты исчезнешь, ляжешь спать, и оставишь нас одних. Понятно?
Кабатчик почтительно поклонился, с гримасой ликования схватил экю и поспешил повиноваться, не забыв обновить коптящий факел, тускло освещавший эту комнатушку, всю обстановку которой составляли три стола и несколько табуретов.
Рике Одрио уже выкладывал на стол провизию, состоявшую из: парочки прожаренных в печи окороков косули, опаленного на вертеле гуся, связки сосисок и, наконец, внушительного бурдюка с вином.
– С такими припасами, – вскричал он, – нам никакой патруль не страшен! Даже если под знаменами с изображением господина святого Георгия сюда явятся два десятка жандармов…
– Да ты ревешь, как доктор с кафедры в Сорбонне! – заметил Гийом Бурраск. – Клянусь моим кубком, вот Жан Буридан, бакалавр, которому я предлагаю защитить докторскую на такую изумительную тему, как Licitum est occidere loquacemquianunsestbibendum… Дозволяется убить болтуна, который мешает мне выпить!.. Эй, Жан Буридан, бакалавр преисподней, ты меня слышишь?
– Слышу и полностью поддерживаю! – отвечал Буридан, наполняя кубки.
Усевшись за стол, трое друзей набросились на разложенную там провизию.
Застывший на посту у дверей Ланселот Бигорн тоже, разумеется, получил то, чем можно прояснить взгляд и мысли. Вскоре в закрытой лачуге слышались лишь раскаты голосов, громкий смех и звон кубков, затем установилась относительная тишина: Гийом Бурраск и Рике Одрио играли в кости…
Колокол пронзительно прозвонил одиннадцать вечера.
Положив руку на стол, Буридан произнес:
– Пора, друзья!
Гийом Бурраск спрятал кости в стаканчик и вытащил из ножен огромную рапиру, что висела у него на поясе. Рике Одрио последовал его примеру. Король Базоши и император Галилеи сделались серьезными.
– Какие будут указания? – вопросили они.
– Такие же, как и вчера. Я буду ждать у ворот Порт-о-Пэнтр. Этот человек либо не явится, либо явится. Если он не придет, побудем здесь до рассвета и вернемся в Париж. Остается вторая вероятность.
– Да ты выражаешься лучше, чем профессор логики!..
– Черт возьми, я никогда не изучал логику. Итак, вторая вероятность: этот человек приходит. Тогда – одно из двух: либо он приходит один, либо с сопровождающими. Если один – вы сидите смирно. Если с сопровождением, то по крику: «Базош и Галилея!» вы занимаетесь нежданными гостями, оставляя мне моего человека.
– Богом клянусь, никогда еще западня не была устроена более ловко!
– Галилея тебе в помощь! Рапира так и жжет мне ладонь!
– Прощайте же, друзья, – промолвил Буридан, выходя, – и если не услышите крика, отдыхайте покойно, как те святые у центрального портика Собора Парижской Богоматери. А ты, – добавил он, проходя мимо Бигорна, – оставайся на посту!
Буридан подошел к городским стенам и остановился у ворот, в тени векового дуба. Шло время. Пробило полночь. Молодой человек дрожал от нетерпения, бормоча себе под нос глухие проклятия, но с места не сходил.
Наконец он вздрогнул от радости.
В тот момент, когда он уже и не надеялся увидеть того, кого ожидал, и собирался вернуться в кабачок, цепи подъемного моста пришли в движение. В сумерках раздалось резкое скрежетание, и мост начал опускаться.
– Это он! – прошептал Буридан, вперив огненный взгляд во тьму.
Действительно, для кого еще, как не для какого-нибудь сеньора, вроде Карла де Валуа, стали бы ночью опускать решетку и мост!
Через несколько минут на дороге появились трое всадников.
Буридан вышел из своего укрытия и направился прямо к ним.
– Кто вы? – произнес чей-то голос с подозрением.
– Жан Буридан.
– Ха-ха! Так это вы, мэтр!
– Да, и мне нет необходимости спрашивать ваше имя, чтобы узнать вас, монсеньор!.. – отвечал Буридан.
– Говори. Какое у тебя ко мне предложение? – промолвил Валуа.
– Не здесь, монсеньор. Ворота совсем близко, а у ворот есть глаза и уши, которые видят и слышат то, чему должно оставаться в тайне. Остерегайтесь ворот, монсеньор, будь то даже врата склепа!
Сказав так, Буридан зашагал по направлению к хижинам.
После небольшого колебания всадники последовали за ним, а когда увидели, что он остановился, спешились.
– Зря вы, монсеньор, – проговорил Буридан, – явились не один. Не соблаговолите ли отослать сопровождающих вас господ?
– Они – мои друзья и в курсе моих дел. Говори без опаски.
– Я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз, монсеньор. То, что эти господа в курсе ваших дел, еще не повод для того, чтобы они знали и мои.
– В таком случае, – промолвил Валуа, с подозрением оглядевшись, – я уеду, так тебя и не выслушав.
– Нет, монсеньор, – сказал Буридан глухим голосом. – Уже слишком поздно. Вы выслушаете то, что я собирался вам сказать, и выслушаете один. Если ваши друзья не желают удалиться, я буду вынужден их заставить!..
– Каков наглец! – проворчали те двое, что сопровождали графа. – И он еще смеет говорить с нами таким тоном!..
Обнажив кинжалы, они стали надвигаться на юношу.
– Базош и Галилея! – возопил Буридан, набрасываясь на Валуа.
Из лачуги, со шпагами наперевес, выбежали Гийом Бурраск и Рике Одрио.
Ланселот Бигорн исчез.
– Их всего двое! – возопил Гийом. – Посторонись, Рике, я справлюсь и сам!
– Это ты отойди, – прокричал Рике, – я облегчу их на пинту каждого!
Толкаясь, гогоча, и икая, проклиная всех святых и чертей, словом, безумно забавляясь, король и император оказались перед противниками, которых атаковали неистово, но методично. В левой руке они держали острые даги, в правой – шпаги.
