Но что следует сказать, так это то, что в правление Клемана Маго победоносное – после нескольких успешных сражений – аббатство жило относительно спокойной жизнью вплоть до утра того дня, когда писцы Базоши и Галилеи вместе со студентами объединили свои силы, чтобы атаковать королевских лучников. И опять же, в то утро разве не аббатство оказалось под ударом?
Стоит ли удивляться, что мессир Клеман Маго с энтузиазмом встретил возглавляемую Югом де Транкавелем роту лучников, которая, укрывшись на территории монастыря, должна был выступить в подходящий момент, если бы трех других рот, занявших позиции в Пре-о-Клер, оказалось не достаточно для того, чтобы обратить врага в бегство.
Аббат-настоятель приказал организовать в столовой легкий завтрак для Транкавеля и его офицеров, завтрак, в котором он и сам изволил принять участие.
Затем, в присутствии Транкавеля, аббат вызвал к себе келаря и сомелье монастыря.
Первому он поручил раздать каждому солдату по краюхе хлеба и куску оленины или какого-нибудь другого мяса; второму приказал выкатить во двор, где выстроились лучники, две большие бочки белого вина. Исполнив этот долг гостеприимства, достопочтенный аббат лично занялся распределением стражников по бойницам крепостной стены.
Когда он заканчивал и направлялся к той части стены, что прилегала к Пре-о-Клер, началась битва, звуки которой заставили его содрогнуться, но не от страха, а от воинственного нетерпения.
– Ха! – сказал он сопровождавшему его Транкавелю. – Жаль, что я не на вашем месте, капитан, а вы – не на моем! Клянусь святым Германом, который нам покровительствует, вы бы увидели, разрази меня гром, что может…
На этих словах его прервал подбежавший монах, который доложил, что у ворот аббатства ожидают две женщины.
– Две женщины! – нахмурился аббат. – А с каких это пор, отец Илларион, в наше аббатство допускаются женщины? Или от шума битвы у вас разум помутился? Клянусь Девой Марией, на нас с капитаном этот гул производит совсем иной эффект!
– Простите, ваше преподобие, – пролепетал отец Илларион, более напуганный гневом настоятеля, нежели оглушительными воплями сражающихся, – простите, но эти женщины – это, конечно же, женщины, но вот только, на мой взгляд, если позволите, не совсем обычные, так как…
– Клянусь всеми святыми! Что за галиматью вы несете, отец Илларион! Женщины, которые, с одной стороны, женщины, а с другой – нет! Уж не помешались ли вы? Ступайте и прочтите покаянные псалмы для изгнания бесов, item
[30] двенадцать раз Конфитеор
[31], item молитву о…
Юг де Транкавель прервал перечисление наказаний, которые должен был понести несчастный монах, произнеся несколько слов на ухо аббату, который тут же, изменившись в лице и тоне, устремился к главным воротам, приказав опустить подъемный мост. С другой стороны рва ожидали носилки, которые, едва ворота открылись, внесли на территорию аббатства.
Из этих носилок, окруженных небольшим эскортом, вышли две женщины.
Первой была королева, второй – Мабель.
Маргарита Бургундская с улыбкой приняла сделанный на скверной латыни комплимент скособочившегося в глубоком поклоне аббата. Затем, поблагодарив настоятеля, повернулась к Транкавелю:
– Проводите меня в указанное вами место.
Через пару минут группа, состоявшая из королевы, ее камеристки, аббата и Транкавеля, вошла в дом садовника, откуда все поле сражения Пре-о-Клер действительно было видно как на ладони.
Этот дом был, если так можно выразиться, встроен в крепостную стену и имел два выхода: один – наружу, на Пре-о-Клер; другой – внутрь, им пользовался садовник.
Клеман Маго лично сопроводил королеву на верхний этаж, провел в комнату, которая была спальней Мартена, и поднял раму небольшого окна.
Вслед за Маргаритой в помещение вошла бледная как смерть Мабель: именно в этом домике находилась Миртиль!.. Где была девушка?.. Возможно, даже в соседней комнате.
Тем временем Маргарита обратила свой взор на поле битвы. Она присутствовала при разгроме королевских лучников. На Пре-о-Клер шла рукопашная, повсюду разносились победоносные вопли или крики боли.
Но в этом скоплении людей королева выискивала глазами лишь одного человека…
Наконец она его увидела. Увидела в тот момент, когда Мариньи медленно, шаг за шагом, отступал назад, парируя удары. И тогда она вздрогнула. Луч радости промелькнул в ее темных глазах, так как именно к тому дому, где она находилась, Буридан оттеснял Мариньи!
Маргарита поспешно отдала несколько распоряжений Югу де Транкавелю, и тот бросился их исполнять.
* * *
Крики раздавались уже в самом доме.
Затем воцарилась полнейшая тишина.
Несколько минут Маргарита оставалась на месте. Вскоре она увидела роту Транкавеля, которая ускоренным шагом вошла в Пре-о-Клер, разгоняя разрозненные силы студентов и обращая их победу в поражение.
Затем порядка сорока лучников отделились от роты и направились к дому.
Лишь тут королева обернулась.
Мабель подумала:
«Может, Боженька услышал мою молитву! Может, Маргарита не узнает, что ее дочь находится рядом с ней. Нет! О! Нет, она этого не узнает… Все уже закончилось…»
В этот момент королева открыла дверь спаленки. Эта дверь выходила на двойную площадку, у которой заканчивалась деревянная лестница, уходившая вверх из большого зала первого этажа. И на этой площадке стояла, перегнувшись через перила, девушка в белом.
«Миртиль!.. Проклятье!..» – пробормотала Мабель.
Королева тоже увидела Миртиль. Она пошла к ней в тот момент, когда девушка устремилась вниз, чтобы встать между отцом и женихом.
Остановившись на площадке, Маргарита Бургундская вся обратилась в слух.
* * *
После того как в дом ворвался отряд, отделившийся от роты Транкавеля, после того как Буридан был схвачен, а Миртиль уведена Маргаритой и Мариньи, после того, наконец, как все успокоилось и Пре-о-Клер мало-помалу приобрел свой обычный облик, а дом садовника – тихий и безмятежный вид, уже к вечеру о назревающих столкновениях у парижан осталось разве что воспоминание, так как в то время волнения были делом слишком частым, чтобы надолго задерживаться в людской памяти.
Миртиль заперли в той самой спаленке, которую она занимала утром.
Маргарита и Мариньи спустились в зал, чтобы держать совет. Маргарита была матерью. Мариньи был отцом. Каждый из них, с различными намерениями, желал отнять свое дитя у другого. Мариньи был настроен не оставлять Миртиль во власти королевы, тогда как та жаждала во что бы то ни стало заполучить дочь.
