Удар косы – и кардинал упал.
– Дай мне еще пожить! – кричала развратница. – Мой любовник обещал мне зеленое платье. Позволь мне хоть раз надеть зеленое платье!..
– Я слишком молода и прекрасна! – вопила королева.
– Безжалостная смерть, – гневался некий монах, – дай мне время покаяться в моих грехах!..
И из этого беспорядочного хора тревожным рефреном неслась одна настойчивая просьба, выкрикиваемая десятками голосов:
– Жить! Еще жить! Еще жизни! Жить! Позволь нам еще пожить!..
И скелет, дьявольский музыкант, со своей бочки направлял этот неудержимый танец. И бесстрастная, безмолвная Смерть, с ее вечной безразличной улыбкой, все косила и косила, даже не глядя, кто падает под ее ударами.
И вдруг закукарекал петух
[38].
Отчаянные вопли, зловещие крики поднялись на кладбище. Скелет тотчас же спрыгнул со своей бочки и дал деру. Скрылась с серпом под мышкой и Смерть. Скошенные мертвецы поднялись, и пронзительно хохоча, убежали. Все группы – толкаясь и толпясь – распались, словно растворились. Погасли факелы, и кругом опять воцарились мрак и тишина.
* * *
Миртиль с трудом отпрянула от решетки, покачнувшись на негнущихся ногах. В голове билась одна мысль: бежать! Бежать от этого отвратительного зрелища!
Но куда бежать? Куда пойти?..
Туда! О! Туда! В соседней комнате находится живое существо, рядом с которым она может укрыться! Эта женщина ей угрожала! Эта женщина ее мучила! Эта женщина была колдуньей! Но то было живое существо…
Пошатываясь, Миртиль пошла к двери, готовая ее открыть и пасть на колени с мольбой:
«Убейте меня, если хотите, но позвольте быть рядом с вами, защитите меня от страха!..»
Уже почти дойдя до порога, она остановилась, пораженная новым ужасом, совсем не похожим на те, что она только что испытала.
Голос за дверью произнес:
– Это-то и убьет Буридана!.. Ты получишь эликсир любви, о моя королева! Ты сама дашь его ему выпить!..
Миртиль так и обмерла, едва коснувшись дверной ручки.
Однако же такова сила любви в искреннем сердце – в ту же секунду девушка перестала бояться. Сумерки, тишина, угасающий огонь волшебной печи, сцены смертельной пляски – все вылетело из ее головы, за исключением одной мысли: «Они хотят убить Буридана!..»
И тогда она заглянула за дверь, стараясь не шуметь, стараясь себя не выдать, так как Буридана нужно было спасать!
Она увидела Мабель, в руках у которой был флакон, наполненный прозрачной, как горная вода, жидкостью. Эликсир!.. Роковой яд, который должен убить Буридана.
Выражение гордости и триумфа разлилось по увядшим чертам колдуньи, придав ей мрачную красоту. Она держала флакон в правой руке, на высоте глаз, медленно поворачивая, словно восхищалась его совершенной прозрачностью.
– Эликсир любви! – прошептала она.
Затем, с некой благоговейной осторожностью, она поставила пузырек на стол с рукописями, возле распятия, у ног Иисуса.
– Три часа! – молвила она, чуть повысив голос. – Ты должен пробыть три часа под прямым воздействием Того, Кто может все. Так сказано в книгах. А книги не лгут; мудрецы Халдеи, Индии и Египта, которые писали эти тайны и донесли до нас загадку, не могли нас обмануть, как не могли обманываться и сами. Этот эликсир подействует… И, в любом случае, если он не произведет ожидаемого эффекта, то произведет эффект смертельный!
С этими словами она подошла к этажеркам, сняла небольшой пузырек и перелила несколько капель его содержимого во флакон с эликсиром любви.
Жидкость помутнела; во флаконе, с которого Мабель не сводила глаз, образовалось беловатое облачко. Через несколько секунд вода вновь стала кристально чистой.
– А теперь посмотрим, как там дочь Маргариты, – произнесла Мабель с улыбкой.
Она направилась к спальне Миртиль и увидела, что дверь приоткрыта.
– Как я могла забыть закрыть эту дверь? – нахмурилась колдунья. – Что ж, если эта девчонка выведала мою тайну, она тотчас умрет!
Мабель ворвалась в спальню и при свете, что шел из лаборатории, увидела Миртиль в кресле – та лежала в том же положении, в котором она ее оставила…
«Повезло ей! – подумала Мабель, вздохнула и подошла к девушке. – Спит!.. Или, скорее, все еще без сознания… А она красива, это дитя… В конце концов, ее ли это вина?.. Тем хуже! О! Тем хуже! Меня разве кто жалел? О, ты будешь рыдать, Маргарита!.. Спит… И, вероятно, проспит еще несколько часов. Сны, что следуют за нервными обмороками, обычно бывают долгими и крепкими… Мне ли не знать?.. Почему бы мне не воспользоваться ее сном? Я все успею и вернусь менее чем через час… Да, нужно им воспользоваться!»
Колдунья быстро и бесшумно пересекла лабораторию, спустилась и вышла из дома с привидениями…
Спустя час, как и предполагала, Мабель возвратилась. Девушка была на месте. Похоже, она так и не приходила в сознание.
XXVIII. Загадочная тюрьма
Теперь мы вынуждены вернуться к Буридану, которого оставили узником в аббатстве Сен-Жермен-де-Пре. Юношу и двух его таинственных спутников – по-прежнему в масках и безмолвных – заперли в той из комнат аббатства, что прилегает к приемной, в помещении с крепкой дубовой дверью и без окна. К тому же, все трое были крепко связаны и не могли пошевелить ни руками, ни ногами.
После двух часов такого заточения узникам нанес короткий визит некий мужчина, который вошел со словами:
– Добрый день, господа. Небось, совсем затосковали в гостях у этих чертовых монахов? Понимаю. Но потерпите. Вскоре мы будем иметь честь предложить вам более достойное жилище.
«Страгильдо», – поморщился Буридан.
– Хорошо, просто прекрасно, – продолжал подручный королевы, казалось, разговаривая уже с самим собой. – Ни окон, ни потайных ходов, массивная дверь – стало быть, побег исключен. Превосходно. До скорого, милейшие сеньоры.
День тянулся с той ужасной медлительностью, которая знакома тем, кого внезапно, по той или иной причине, лишают свободы.
В принципе, само по себе лишение свободы не является совсем уж невыносимым для человека гордого. Но когда ты обездвижен, постоянно спрашиваешь себя, что случилось с дорогими твоему сердцу людьми, когда мысль уносит узника на своих обжигающих крыльях к тем, кто страдает в его отсутствие, когда он представляет себе все их возможные несчастья, когда понимает, что не в силах их защитить, тогда заточение переносится в тысячу раз ужаснее, чем можно было представить.
Вот и Буридан на протяжении всего этого долгого дня претерпевал подобную пытку. Но он был боец и немного фаталист. Уставившись в одну точку, с изрезанным глубокой морщиной лбом, он лежал в своем углу без единой жалобы, без единого стона. Эту тишину не нарушали и его друзья, которые, судя по всему, были слишком погружены в свои мысли, чтобы тратить внезапно появившееся у них свободное время на разглагольствования и соболезнования.
