– Королева хочет, чтобы вы выполняли мои указания, – промолвила незнакомка.
– Да-да, так она мне и сказала… Может, женщина, ты хочешь, чтобы мы допросили этого Ланселота Бигорна с пристрастием? Говори. Всего и делов-то – вызвать палача.
– Я вам это скажу, когда переговорю с узником. Где он сейчас находится?
– В Шатле, где с ним обращаются так, как и должны обращаться с человеком, который принесет мне двести… то есть, как с человеком, к которому проявляет интерес сама королева.
– Вечером, в одиннадцать, я навещу его в камере.
– Ха-ха! Дьявол! Ты хочешь войти в его камеру? Что ж, раз уж этого желает королева, пусть будет по-твоему? Гм! Подходящее время, чтобы проделать все без ненужного, как ты говоришь, шума. Хорошо. Просто прекрасно. Будь вечером у подъемного моста Шатле. Я тоже там буду. И потом, знаешь ли, поскольку я человек исполнительный и всегда готов доказать госпоже Маргарите свою преданность, ты сможешь выбрать все, что пожелаешь – повешение, удушение, пытку дыбой, допрос с пристрастием. Все будет сделано по первому же твоему слову, женщина.
– Это слово я скажу, когда выйду из его камеры.
* * *
Покинув особняк прево, Мабель направилась на кладбище Невинных, в уже знакомый нам дом с привидениями. Первым делом она убедилась, что Миртиль надежно заперта в прилегающей к лаборатории комнате. Она долго разглядывала девушку через потайное окошечко. Затем, тяжело вздохнув, медленно подошла к скамеечке, села и в темноте, в ночной тиши, заговорила сама с собой.
– Миртиль, Буридан! Оба – ни в чем не виновны. И оба умрут: Буридан – в полночь, Миртиль – с рассветом… Что они мне сделали? Разве не совершаю я этой ночью жестокую несправедливость… Да, это несправедливость. И это так ужасно, что даже меня, судью и палача, бросает в дрожь… Буридан! Уж и не знаю, почему, но этот юноша мне симпатичен. А Миртиль? Тщетно я пыталась ее возненавидеть… Но я, я, которая расчувствовалась здесь, разве мало я выстрадала в своей любви – как любовницы, так и матери? Пусть же и Маргарита поплачет, глядя на то, как умирает тот, кого она любит… глядя на то, как умирает ее дочь. Хотя… Впрочем, уже слишком поздно: яд уже в руках у Маргариты.
Эти несколько холодных строк вкратце передают все те чудовищные мысли, что крутились в голове у Мабель в этот час безмолвия и сумерек, когда она уже намеревалась отправиться убивать Ланселота Бигорна.
Смерть Ланселота.
Смерть Миртиль.
Смерть Буридана.
Все они должны были случиться в эту адскую ночь. И Мабель стойко сносила ужасный груз этой тройной смертельной мысли, думая о дне завтрашнем, так как завтрашний день был днем возмездия, днем, в который предстоит умереть Маргарите, умереть от боли и страданий. И если Маргарита не умрет, она сама ей в этом поможет, только и всего.
И тогда из всех актеров дижонской трагедии – а именно в Дижоне Анна де Драман, отчаянно цепляясь за жизнь, начала вынашивать этот долгий план мести – ей останется убить лишь графа де Валуа!
* * *
Прибыв в Шатле, Мабель увидела, что прево сдержал слово, и подъемный мост, кажется, лишь ее одну и ждет, чтобы подняться. Один из стоявших на часах лучников подошел к ней и спросил:
– Это вас ожидает мессир Жан де Преси?
– Меня, – отвечала Мабель.
– Следуйте за мной.
В этот момент колокол Шатле пробил одиннадцать часов; сопровождавший Мабель солдат миновал сводчатую галерею, небольшой двор, вошел в какой-то корпус строений, и вскоре Мабель уже стояла перед прево, который сказал:
– Итак, женщина, ты хочешь спуститься в камеру этого Бигорна?
– Как мы с вами и договаривались. И таков, не забывайте, приказ королевы.
– Да-да, конечно… Но должен ли я сопровождать тебя или предоставить тебе охрану?
– Я хочу быть там одна.
– Одна? Ха! Черт! А что если узник тебя придушит?
– Это уже мое дело, – спокойно промолвила Мабель.
«В сущности, – подумал прево, – тогда одной колдуньей станет меньше, так как, будь я проклят, если эта дьяволица не есть настоящая колдунья».
– Хорошо! – сказал он вслух. – А когда ты выйдешь – если выйдешь, – то скажешь, чего желаешь… чего, нашей щедростью, желает пожаловать Ланселоту Бигорну королева: добрую веревку, достойный удар топором по шее или же крепкий сон на дыбе…
– Скажу непременно. А теперь прикажи отвести меня туда, прево.
– Вот еще! Да я сам тебя отведу, женщина, точнее, не совсем сам, но в сопровождении полудюжины вооруженных кинжалами лучников, так как мне совсем не хочется отправиться к сатане с тобой за компанию.
Прево направился к двери. Мабель пожала плечами и последовала за ним. В коридоре ждали не шесть, а все двенадцать лучников. Плюс два тюремщика: ключник и факелоносец. В красных отблесках коптящего пламени вся эта невероятная группа, в которой выделялся призрачный силуэт Мабель, двинулась в путь по мрачным коридорам с их пониженными – словно для того, чтобы приглушать стоны – сводами, с их облупившимися – словно какие-то страдальцы пытались расцарапать невозмутимые камни ногтями – стенами.
Через пару минут они вышли к винтовой лестнице.
По мере того как они спускались в густом мраке, взгляд Мабель становился все более и более пылким, чем дальше они погружались в эту тяжелую и влажную атмосферу, тем свободнее, казалось, она дышала.
Мабель шла к первой ступени своего возмездия.
Внезапно прево открыл какую-то дверь.
– Это здесь? – спросила Мабель.
– Нет. Просто взгляни.
Просунув голову в приоткрытую дверь, Мабель увидела просторный зал: на плиточном полу, то тут, то там, виднелись пятна крови; в одном углу стояла складная кровать, в другом – деревянные колодки, с помощью которых узникам ломали кости ног; веревки, виселица, топоры, на стенах – клещи, стальные инструменты, плаха для обезглавливания и даже горящая печь, где уже нагревались кандалы.
Мабель обвела эту комнату, где уже что-то подготавливали двое тюремщиков, долгим, внимательным взглядом, но даже не вздрогнула. Прево рассмеялся и сказал:
– Вот. Тебе остается лишь выбрать то, что подходит твоему человеку.
– Выберу, когда его увижу, – промолвила Мабель.
Тогда прево подал знак, и через несколько шагов ключник открыл уже другую дверь.
То была дверь камеры Ланселота Бигорна.
– Входите, – произнес Жан де Преси с той улыбкой, какая всегда озаряла его лицо в дни выгодных сделок, – мы подождем вас там… в той чудесной комнате, которую вы только что видели.
Мабель кивнула и вошла, неся факел, который ей передал один из сопровождавших прево людей.
* * *
Ланселот Бигорн, как Александр накануне битвы при Арбелах, как Ганнибал накануне битвы при Каннах, как позднее Конде накануне битвы при Лансе, как, наконец, все полководцы, которые, по словам истории, этой великой подхалимки, мирно спали в тот момент, когда на кону стояла их жизнь и судьба, Ланселот Бигорн, похожий на всех этих воителей и более отважный, чем они, так как он был совершенно уверен в том, что его сражение уже проиграно, крепко спал.
