Буридан сложил руки на груди.
Гийом и Рике попытались было остановить Филиппа, но тот оттолкнул их столь резко, что оба упали на свои места и в изумлении переглянулись.
Оказавшись рядом с Готье, Филипп вырвал у него из рук арбалет прежде, чем брат успел сделать хоть одно движение, схватил три ожидавшие своей очереди стрелы и надвое переломил их о колено.
– Черт побери! – возопил Готье. – Неужто ты хочешь, чтобы все мы погибли?
– Убей меня, – произнес Филипп с удивительным для такого момента спокойствием, – убей меня, если считаешь, что моя смерть пойдет тебе во благо, но пока я жив, в моем присутствии о Маргарите не будет сказано ни одного дурного слова, не говоря уж о том, что с головы ее не упадет и единого волоска.
На какое-то мгновение Готье оцепенел. Его полное красноватое лицо сделалось сначала мертвенно-бледным, затем – багровым; взгляд переместился с неподвижного Филиппа на усиленно прятавшего глаза Буридана, затем – на Маргариту Бургундскую. В этот момент королева, спровадив Страгильдо, подошла к клетке Циклопа.
С минуту Готье, весь дрожа, простоял в задумчивости, вынашивая некую мысль, которая внезапно, словно вспышка, промелькнула в его мозгу.
Вдруг он разразился ужасным смехом:
– Прощай, брат! Прощай, Буридан! Прощайте, все! Раз уж нужно, чтобы один из нас пожертвовал собой ради спасения остальных, раз уж, по воле Филиппа, выходит так, что даже смерть Маргариты должна стать роковой для одного из нас… Что ж!..
Резким движением он поднял раму и выпрыгнул в окно…
* * *
Благодаря расположению двух дворов, о котором мы уже говорили выше, Готье приземлился во второй из них, то есть в тот, где находилась Маргарита Бургундская. Как только он коснулся земли, сильнейшее раздражение, которое толкнуло его на этот поступок, тут же улетучилось, сменившись абсолютным хладнокровием. Мгновенно оценив ситуацию, Готье подскочил к двери, за которой скрылся Страгильдо, и запер ее на засов.
Кровожадная ухмылка исказила эту обычно столь безмятежную физиономию, и он прорычал:
– Вот и настал твой конец, Маргарита!..
Рука потянулась за кинжалом.
– Проклятье!.. – взвыл Готье.
Кинжала не было. Очевидно, Филипп выхватил его вместе с арбалетом.
В эту секунду Готье машинально взглянул на Циклопа, огромного хищника, который с любопытством взирал из глубины клетки на этих чужаков, посмевших потревожить его мрачные думы и мечты о свободе.
Задрожав от неистовой радости, Готье сделал несколько шагов… по направлению к клетке с грозным животным!
Спустя мгновение дверца клетки была уже открыта, и Циклоп, после секундного замешательства, двинулся к решетке, отделявшей его от Маргариты.
Не обращая ни малейшего внимания на укрывшегося за дверцей Готье, животное шло прямо на эту обезумевшую от ужаса, словно пригвожденную к земле пароксизмом страха женщину.
Маргарита не кричала, но рот ее был широко открыт, словно рвавшийся из нее крик комком застрял где-то в горле.
Лев дышал прерывисто и хрипло. Его длинный хвост заколыхался из стороны в сторону, пышная грива поднялась торчком, пасть открылась, обнажив огромные клыки… Он съежился, готовясь к прыжку…
И тут вдруг он резко остановился и начал пятиться, ворча от испуга и ярости…
Да, Циклоп отступал!
Отступал перед двумя стальными зубьями вил, короткими и острыми… и держал эти вилы Филипп д’Онэ.
Филипп прыгнул вслед за братом…
Пару секунд эти противники, животное и человек, застыв на месте, сверлили друг друга взглядом.
Филипп переживал одну из тех странных, необъяснимых минут, когда ощущения человека удесятеряются, когда все, что было истиной, становится безумием, сном, ложью, когда все, что было невозможно, становится реальностью.
Никогда прежде он не приближался, никогда прежде не видел создания более чудовищного, чем то, что стояло перед ним.
Сложно даже представить, какие мысли в этот момент крутились в его голове; пробирал ли страх его до мозга костей или же он пребывал в том особом состоянии ума, когда у человека не возникает ни страха, ни какого-либо другого ощущения.
Это длилось несколько секунд. И кто может сказать, за счет какого феномена животного магнетизма при этой встрече, которую летописцы того времени отмечают как одно из самых необычных событий, кто может сказать, за счет какой суггестивной силы взгляда человек одержал верх над животным?
Лев отступил, пусть даже и при виде вил, к которым приучил его Страгильдо, отступил, хотя Филипп не сделал и шага вперед. Вскоре он оказался прижатым к своей клетке, куда и вошел.
Тогда Филипп подошел к этой клетке и необычайно мягким жестом закрыл дверцу.
И лишь тогда, словно освободившись от непонятного страха, лев бросился на решетку, просовывая сквозь прутья свою ужасную лапу и громогласно рыча…
Филипп повернулся к Готье и прошептал:
– Прости меня, брат!
Бросив яростный взгляд на Маргариту, Готье пожал плечами и, отстранив брата рукой, направился к той части особняка д’Онэ, которая выходила во двор, и крикнул:
– Буридан! Похоже, это не Маргарита приговорена, а мы. Так уж решил мой брат.
– Поднимайтесь, мессир! – прокричал Бигорн.
В то же время из окна верхнего этажа спустили веревку, и Готье, за счет силы рук, принялся карабкаться наверх.
Филипп опустил голову. Нечто вроде слезы блеснуло на его побледневшей щеке. Он перевел взгляд в сторону Маргариты. Королева лежала на земле посреди двора. Она была без сознания.
На какую-то долю секунды взор этого пылкого и преисполненного страстного обожания мужчины задержался на сей обладательнице чарующей красоты и зловещих мыслей, но, словно желая избежать искушения заключить ее в свои объятья, Филипп отвернулся и тоже направился к веревке, по которой и поднялся наверх.
* * *
Страгильдо наблюдал из своего окна первую часть этой сцены, то есть видел появление или, скорее, прыжок Готье д’Онэ.
При виде Готье у итальянца едва глаза на лоб не вылезли от испуга.
Придя в себя и трепеща от непередаваемой радости, Страгильдо опустил гардину и выбежал на улицу, бормоча под нос:
– Раз уж этот находится в доме д’Онэ, значит, и все остальные скрываются там же! Клянусь преисподней, на сей раз им от меня не уйти!
IV. Жийона продолжает мстить
Не успел Готье влезть в окно, как в дверь постучали.
Буридан и Готье были слишком взволнованы произошедшим, чтобы обратить на сей факт внимание, но Бигорн, Гийом и Рике, побледнев, обменялись обеспокоенными взглядами.
