– Вот уж не везет – так не везет! Это ж надо: найти наконец достойное меня общественное положение в тот самый момент, когда жизнь моя висит на волоске! А ведь какие пирушки я бы закатывал в вашем Лувре, о мой король! Уверен: там едят только самое лучшее, а пьют только нектары! Увы…
– Там у тебя всего будет вдоволь! – пообещал король. – Но откуда эти мысли о смерти, если я дарую тебе помилование?
– Но вы же сами сказали, что Буридана ждет смертная казнь…
– Так и есть, – мрачно подтвердил король.
– Тогда, – продолжал Бигорн, – послушайте, что я вам расскажу. Как-то раз я находился на улице Капон с несколькими бравыми парнями, из тех, что с наступлением сумерек выходят на королевские дороги, опасаясь, что какой-нибудь отягченный кошельком запоздалый буржуа окажется не в состоянии сам вернуться домой. В таких случаях, сир, как вы понимаете, мы помогаем этому буржуа избавиться от лишнего груза, и, легкий как перышко, он благодарит нас и возвращается в свои пенаты. Словом, и в тот день мы стояли на страже, дабы с тем же усердием исполнить наши обычные обязанности, которые, уж и не знаю почему, никогда не встречали одобрения у мессира прево. Короче, я как раз заканчивал свою молитву к святому Варнаве, когда заметил некую даму, богато одетую и с головы до ног покрытую драгоценностями. Я тотчас же вспомнил о королевских указах, которые запрещают дамам выходить столь роскошно наряженными, и, сочтя, что мерзавка поступает слишком бесстыдно, нарушая королевские предписания, подал знак товарищам. Все вместе мы подскочили к этой дамочке и уже собирались как следует наказать ее за то, что она расхаживает по улицам нарядная словно церковь в праздник, как вдруг какой-то безумец набросился на нас с кинжалом в руке и обратил в бегство; по крайней мере, обратил в бегство всех моих спутников, так как я остался с ним один на один. Этим безумцем был мессир Жан Буридан. Он сбил меня с ног, приставил острие кинжала к горлу и уже вознамерился было отправить меня нести вахту в ином мире, когда дамочка произнесла такие слова: «Жан Буридан, я дарую этому человеку жизнь. Но поскольку я фея, то наложу на него наказание, которого он не сможет избежать. Отныне этот человек будет твоим слугой, и ваши судьбы будут неразрывно связаны вот этой нитью…» В то же время, сир, эта женщина, которая, как я уже сказал, была феей, колдуньей, порождением ада, обвила вокруг шеи Жана Буридана нить из красного шелка, другой конец которой обмотала вокруг моей шеи. И тогда она добавила: «Когда смерть Буридана порвет эту нить, перестанет жить и Ланселот Бигорн».
– Но я не вижу на тебе никакой нити! – воскликнул король с абсолютной искренностью и безоговорочной верой, достойной своего времени.
– Как и я, сир! – продолжал Бигорн. – Я ее видел лишь миг: в ту секунду, когда колдунья обернула ее вокруг моей шеи. Видеть – больше не вижу, но чувствую. Как бы далеко я ни уходил, эта нить притягивает меня к моему хозяину, Жану Буридану. Потому-то, сир, когда Жан Буридан понесет уготовленное ему вами наказание, я и не смогу явиться в Лувр, так как сию же минуту упаду замертво.
Людовик Сварливый покачал головой и спросил:
– А колдунья, с ней-то что стало?
– Это я сказать могу, сир. В данный момент она, будучи узницей, содержится в Тампле.
Людовик вздрогнул.
Сказать, что рассказ Бигорна не вызвал у него никакого сомнения, было бы невероятной, но истинной правдой. В наше время, конечно, может показаться неправдоподобным, что в средние века люди недалекого ума (а к таковым относился и Людовик Сварливый) могли искренне верить в колдуний, фей, те или иные потусторонние силы.
Что до Бигорна, то он, вероятно, преподнес королю эту историю лишь для того, чтобы дать Буридану и его товарищам время уйти подальше.
О чем думал в этот момент Людовик? О Буридане? О его друзьях? О дерзости этих людей, посмевших с оружием в руках воспротивиться его воле?.. Нет!
О Маргарите? О том ужасном подозрении, что промелькнуло у него в голове?.. Нет!..
Король думал о фее!..
Рассказ Ланселота так его заинтриговал, что он и вовсе забыл, как и зачем оказался в Нельской башне. И тогда Бигорн, решив, вероятно, что розыгрыш слишком затянулся, вернул короля к действительности.
– Осмелюсь напомнить, сир, – проговорил он, – вас ждет граф де Валуа!
– Пойдем! – сказал король, отрываясь от своих мыслей. – А что до этой женщины, которая меня предает, то я сегодня же вернусь и прикажу перерыть эту старую башню сверху донизу.
– Бесполезно, сир! – промолвил Бигорн. – Теперь уже слишком поздно!
– Слишком поздно!.. Эти бумаги ведь сгорели, не так ли? Это их я должен был найти, скажи?.. Ты их видел?..
– Возможно, сир!..
– И они содержали имя той женщины, которая меня предает! Доказательства измены!.. Да, ты прав, теперь уже слишком поздно. Меня обвели вокруг пальца, меня, которого даже самым ловким советникам, таким как Мариньи и Валуа, никогда не удавалось обмануть!
– Вы – сама мудрость, сир!
– Меня побили, – продолжал король с отчаянием, – меня, которого даже самым умелым фехтовальщикам, таким как Гоше де Шатийон и Жоффруа де Мальтруа, никогда не удавалось побить!
– Вы – сама сила, сир!
– Побили и обвели вокруг пальца! Эти двое дорого заплатят за свою дерзость. Клянусь Пресвятой Богородицей, я придумаю для этого Буридана… особенно для этого Филиппа д’Онэ… какую-нибудь ужасную казнь…
– Вы – сама справедливость, сир!
– Я хочу, слышишь, хочу, чтобы с них живьем содрали кожу…
При мысли о том, что человеческое существо можно освежевать, как быка, король расхохотался. И Бигорн ему вторил, тогда как по спине у него бежали мурашки. Король смеялся. Но тут кровь прилила к его лицу, и он пробормотал себе под нос:
– Значит, та женщина, которая меня предает, – любовница Филиппа д’Онэ!.. О! Да я готов отдать десять лет свой жизни, лишь бы узнать ее имя!.. Но та колдунья из Тампля, та самая, которую я приказал доставить в Лувр, эта волшебница, которая столь могущественна, что смогла связать жизнь Бигорна с жизнью Буридана… ей это имя известно!.. Я заставлю ее говорить!.. Мне нужно лишь имя, имя той, которая меня предает…
И, со вздохом, более похожим на зубовный скрежет, он тихо повторил:
– Та, которая меня предает, – любовница Филиппа д’Онэ!.. Давай же, – сказал он громче, – веди меня к графу, и если, Ланселот Бигорн, тебе каким-нибудь чудом удастся остаться в живых после смерти твоего хозяина, вспомни, что я жду тебя в Лувре! И тогда я вспомню, что когда я был в твоей власти, ты пожелал сообщить мне об измене, вспомню, что ты вернул мне моего верного советника… Слушай, Бигорн, а пойдем со мной!
– Не могу, сир! Эта нить!.. Так и чувствую, как она меня душит.
Бигорн закашлялся, зачихал, захрипел, побагровел и, наконец, выдал все признаки нарастающего удушья.
– Сир, – выдохнул он, икая, – есть лишь один способ спасти мне жизнь – помиловать моего хозяина, Жана Буридана!
