Все беды идут от мрака. В нем рождаются мысли злобы и ненависти.
Как только возвращается счастливый, то есть солнечный лучик, эти убивающие мысли исчезают, и человек поражается, что еще пару минут назад он мог желать зла живому существу. Если бы на земле не было горя и страданий, на ней не было бы и зла.
Мабель покидала сумерки ненависти. Она только что вновь обрела сына. В руке ее лежала рука той, для которой жил ее сын. Она выходила на свет.
В раздумьях своих Мабель с удивлением замечала, что эта ненависть, которая до сих пор была смыслом ее жизни, отходит на задний план, уступая место заботам. Она ловила себя на мысли, что королева, быть может, выглядит в ее глазах уже и не такой преступной, как прежде.
Ее охватила необъяснимая апатия. Теперь возмездие уже не было для нее вопросом жизни или смерти. Получит Маргарита Бургундская заслуженное наказание или же продолжит жить в могуществе и славе, было для нее уже не так и важно.
В течение тех двух дней, что она провела в этом доме на кладбище, она думала о многом, не принимая, однако же, никаких решений. Миртиль мало-помалу приходила в себя. Она тоже возвращалась к жизни.
Вечером второго дня Мабель вышла. Вероятно, ходила навести справки. Когда она вернулась, глаза ее блестели. На все расспросы Миртиль ответила лишь следующее:
– Полагаю, теперь мы можем перебраться в Монмартр, где вскоре к нам присоединится Буридан… Отъезжаем завтра утром.
С рассветом женщины уже были готовы к отбытию.
Мабель думала о Вильгельме Роллере, который так и не появился.
«Похоже, мне больше не стоит беспокоиться о судьбе Маргариты, – сказала она себе. – Бумаги здесь… Эти обвинительные документы докажут королю всю низость Маргариты. Должна ли я их уничтожить? Но зачем? Забрать с собой?.. Нет! Если я что и должна сделать, так это ни во что больше не вмешиваться!.. Бумаги останутся там, где они и находятся! Если Роллер все-таки явится и найдет их… что ж, тогда Маргарита будет наказана! Если же он не придет или, придя, не обнаружит документы… тогда Маргарита будет прощена Богом, как, возможно, она была прощена мною! Оставим же все в руках Божьих!»
Это соглашение, в котором присутствовал некий фатализм, всецело отвечало представлениям тех далеких времен.
Мабель и Миртиль отправились в дорогу. Накануне Мабель купила осла, которого собственноручно, с неожиданной для пожилой женщины ловкостью, покрыла двойным вьючным седлом. Подхватив Миртиль на руки, она усадила девушку сзади, поместив спереди суму, содержащую различные предметы, в том числе – и громоздкую шкатулку. Шкатулку была доверху набита золотыми экю.
Вот так Миртиль и покинула Париж.
Спустя два часа мать и невеста Буридан прибыли в деревушку Монмартр, состоящую из нескольких жалких хижин, разбросанных вокруг небольшой часовенки. В одной из этих лачуг они и устроились. И так как над верхушками деревьев, коими были покрыты соседние склоны, вдали виднелись крепостные стены и башни Парижа, Миртиль обратила свой взор к той точке, где, по ее представлению, находился Буридан.
Но она видела лишь вздымающиеся остроконечные крыши и – далеко, очень далеко – большие башни Лувра, а еще дальше – уединенную башню, которая то расплывалась в густой сероватой дымке, то возникала из нее, словно внезапно восставший из недр земли призрак.
– Матушка, – спросила она, – что это за странная, одинокая башня вдали?
Мабель вздрогнула и промолвила:
– Это Нельская башня!
XXIII. Сражение
Капитан Буридан распорядился забаррикадировать улицы Святого Спасителя и Убогих; то были мощные баррикады, составленные из балок, опрокинутых тележек, заполненных землей мешков; все это создало толстые, непреодолимые стены, кои невозможно было разрушить в момент сражения. Улица Вольных Стрелков, напротив, оставалась свободной, за тем лишь исключением, что на ней расположилось особое войско, сформированное из самых упрямых и стойких бродяг.
Эти крепкие и решительные парни, примерно с тысячу человек, продвинулись по улице так далеко, как это только было возможно, в результате чего их первая шеренга буквально уткнулась в первую шеренгу лучников.
Бродяги и лучники проводили время за тем, что задирали друг друга, обмениваясь потоками ругательств и оскорблений: сражению на пиках и топорах предшествовало сражение острословов.
Однако же в тех домах этой улицы Вольных Стрелков, что примыкали ко Двору чудес, всю ночь шла необычная работа.
Сотни нищих заполонили эти жилища и под руководством короля Арго с неутомимой активностью занялись странными приготовлениями.
Примерно в тот же час, когда между Мариньи, Мабель и Миртиль развернулась уже описанная нами сцена, Буридан и его товарищи собрались в большом зале дома, который был выделен им королем Арго.
Гийом Бурраск, Рике Одрио и Ланселот Бигорн мирно беседовали и строили планы.
– Что до меня, – говорил Рике, – то я сделаю вот что: попытаюсь очутиться лицом к лицу с Валуа, естественно, обезоружу его и, когда он окажется подо мною, приставлю к его горлу лезвие кинжала и скажу: «Монсеньор…»
– Кошелек или жизнь! – прервал его Бигорн.
– Кошелек – это слишком мало. «Монсеньор, половина вашего состояния – и я сохраню вам жизнь!» Валуа согласится, и тогда, после победы…
– А если нас поколотят? – вопросил Гийом.
– После победы, – продолжал Рике, пожимая плечами, словно подобное предположение было лишено смысла, – я отправлюсь в особняк Валуа, и он отсыплет мне половину своего состояния…
– Если только не прикажет тебя вздернуть!..
– Затем я удалюсь на покой. Куплю себе должность, стану нотаблем. Да и кто мне помешает купить дворянское звание? В общем, буду постепенно обрастать жирком, так как, слава Богу, я стал уже таким тощим, что едва нахожу себя, когда ищу. Такой вот у меня план, – скромно закончил Рике Одрио.
– А что нам мешает и вовсе отправиться после победы в Лувр? – спросил Гийом Бурраск.
– А если нас поколотят? – повторил Рике его же вопрос.
Настал черед Гийома пожимать плечами.
– Мы отправимся в Лувр, – продолжал он. – Став хозяевами Парижа, мы сделаемся и хозяевами Лувра, а потому и устроимся в этой королевской крепости. Обратим всех офицеров в поваров, а всех лучников – в поварят…
– А как же ты поступишь с королем Франции?
– Сделаю из него короля пирушек! Такого, который будет все время закатывать славные кутежи, что, согласитесь, ничем не хуже, чем проводить жизнь за сбором налогов! Словом, такой вот он – мой план.
– Мои же намерения, – молвил Бигорн, – гораздо более возвышенны. – В последний год предыдущего правления умер королевский шут, и сейчас это место вакантно. Когда мы победим, я попрошу нашего сира Людовика отдать его мне.
