Святослав выпил еще, потом еще и, ни с кем не попрощавшись, побрел в опочивальню. На кровати, зарывшись лицом в пуховую подушку, спала очередная девка, явно присланная матерью.
Святослав стащил с нее одеяло, схватил за распущенные волосы и заставил сесть.
– Ты почему здесь? – спросил он, тяжело ворочая языком.
– Так было велено, – забормотала девка.
– Ты дворовая? Или из наложниц будешь?
– Я боярыня, – обиделась она. – Катерина Городецкая. Нешто не признал?
– Не, – буркнул Святослав и засмеялся. – Я же тебя прежде в одеже видел, а тут ты голая.
– Нравлюсь?
– Не, – повторил он. – Тебя матушка моя надоумила? Вот и ступай к ней. Одеваться не смей, так беги.
– Я же замерзну, – испугалась Катерина.
– А мне что? – Святослав пожал плечами. – Я тебя к себе не звал, сама приперлась.
– Миленький! Родненький! – Она сползла с перины и бухнулась на колени. – Не губи. Помилуй, князь. Вся перед тобой, все в твоей власти, видишь? Имей снисхождение.
– Князь, говоришь? – переспросил он, прислушиваясь к звучанию этого короткого, гордого слова.
– Князь, князь! – горячо забормотала Катерина, кивая и подползая ближе, чтобы можно было обхватить ноги Святослава. – Владыка наш, солнце красное.
– Ложись, – разрешил он, раздувая ноздри. – И помни доброту мою.
– Век не забуду, князь мой… князь…
Словно в забытьи, повторяла Катерина заветное слово, спасшее ее от позора и, быть может, от смерти.
Вдосталь наслушавшись, Святослав уснул мертвецким сном.
Глава XXIV
Страсть и власть
Малуша воротилась по весне, как только отступили разливы. Еще более похудевшая, но зато и похорошевшая, стояла она во дворе с запеленатым дитем и не знала, идти ли ей в терем или ждать, что решит Святослав.
Они не виделись так долго, что трудно было понять, нужна ли она ему, как в прежние времена. Соскучился ли он или же совсем забыл? Не зря ведь говорят: с глаз долой – из сердца вон.
Святослав выбежал из терема в одних портках и овчине на голое тело. С длинными сомовьими усами и чубом на бритом черепе, он был почти неузнаваем. Но стоило ему сгрести Малушу в охапку, как она сразу припомнила и его родной запах, и сухой жар кожи, и твердую ласковость губ.
– Малуша, милая! Я уж истомился без тебя.
– А я-то! – прошептала она, обмирая.
– Вчера к ночи прискакали, принесли весть, что едешь, – продолжал говорить он, баюкая любимую вместе с ребенком. – Так я глаз, почитай, до утра не сомкнул. Кто там у нас? Девица красная али богатырь?
– Богатырь, Святик. Весь в тебя. И волосами вы теперь схожие.
Прыснув, Малуша потрогала его чуб, коснулась пальцем серьги в ухе.
– Разверни, – потребовал он, нетерпеливо глядя на сверток.
– Пусть поспит еще, – шепнула Малуша. – Может, успеем…
– Успе-еем! Теперь все будет, все сладится. Пойдем.
Положа руку на Малушины плечи, он повел ее к двери. Челядь собралась во дворе, глядя на пару с умилением и завистью.
– Чисто голубки, – шептались в толпе. – Так и льнут друг к дружке, так и воркуют.
– Как назвала? – спросил Святослав, увлекая Малушу вверх по лестнице.
– Пусть Владимиром будет, – предложила она. – Если ты, конечно, не против.
Он захохотал:
– Владимир! Князь будущий. Доброе имя.
– Хорошо бы окрестить, – озабоченно сказала Малуша. – Сказывают, бог нехристей не жалует.
Святослав остановился, его лицо изменилось, сделавшись жестким и отчужденным.
– Это какой же бог? – спросил он, впившись взглядом в Малушины глаза. – Я Перуна знаю, Велеса, Ярило… Они без крестов обходятся, а мы и подавно.
Не смея возразить, она кивнула. Приняв это за согласие, он потащил ее дальше.
Очутившись в опочивальне, забрал из рук Малуши ребенка, бегло осмотрел сморщенное личико, уложил на кровать, задышал возбужденно.
– Давай, давай, скорее!
– Помыться бы с дороги, – залепетала она, безуспешно пытаясь удержать подол.
– Потом, все потом.
– Ай! – вскрикнула она, почувствовав мощное проникновение. – Хорошо как! Люби-и-имый! Милый!
– Я князь, – пробормотал Святослав, двигаясь. – Скажи «князь».
– Князь, – повторила она.
Еще немного, и он пролился в ней горячим бурным семенем. Отдышался, перекатился на спину, заложил руки за голову и сказал:
– Скоро все изменится, маленькая. Переедем в большой дворец, станем с золотых тарелок есть, в зеркала венецийские глядеться. Там престол стоит, я на нем бояр принимать стану, послов и прочий люд. Все войско мое будет, а не жалкие две сотни. Скоро уже, скоро. Я знаю, как матушку сковырнуть.
– Княгиню? – испугалась Малуша.
– Какая она княгиня, когда я князь! – закричал Святослав так громко, что разбудил младенца, тут же оповестившего об этом писклявым хныканьем. – Я, я! – повторял он, не обращая внимания на детский плач. – Все мое по праву. Киев мой, земли мои, реки. Я над всем хозяин. И вот он еще…
Легко соскочив с ложа, Святослав подхватил сына на руки и закружил по комнате, агукая и смеясь.
– Признал меня, признал! Сразу умолк, слышишь? А ну, дай ему сисю. Погляжу, как наш богатырь ест.
Пока Малуша кормила малыша, Святослав с умилением наблюдал за ними, а потом принялся одеваться.
– Уходишь? – расстроилась Малуша.
– Дела государственные, – важно ответил Святослав, суя ноги в новые сапоги и притопывая каблуками. – К нам гости едут. Надобно встречу подготовить.
Что-то в его улыбке насторожило ее.
– Свят, – окликнула она, осторожно отнимая сынишку от налитой груди.
– Чего? – спросил он, натягивая зеленый кафтан, шитый серебряными листьями и желудями.
– Ты что-то опасное задумал? – спросила Малуша.
– Не бойся, все будет хорошо, – сказал он.
– Не иди против матери, Святослав.
– Это почему? – насупился он.
– Сурова княгиня и умом остра. Не даст себя в обиду.
– Княгиня? Не смей ее так называть. Кончилось ее время!
В гневе Святослав был страшен. Усы его встопорщились, губы втянулись внутрь, на скулах проступили тугие желваки.
Перепуганная Малуша задрожала. Ресницы ее увлажнились, одна слезинка упала на личико Владимира, который вздрогнул, хныкнул, не открывая глаз, и опять заснул.
