Не более преуспели спешившиеся всадники, которые, накрывшись щитами, пытались рубить ворота и бить их бревнами на цепях. Сверху на них обрушивали камни, лили расплавленную смолу. «Черепахи», составленные из многих щитов, разваливались и отползали, оставляя за собой шевелящиеся кровавые кучи.
Так продолжалось до заката, потом до восхода, потом до нового заката. Полчище печенегов казалось несметным. Неся урон день за днем, оно не убывало, а словно только прибывало. Последний приступ, во время которого многим удалось взобраться на стены по лестницам, был самым страшным, но защитники Киева додумались отталкивать лестницы жердями, и нападающие, повисая вопящими гроздями, обрушивались в ров, где ломали кости и погибали в давке.
В конце концов поняв, что город им с наскока не взять, печенеги угомонились, разбили стойбища и приступили к осаде.
– Измором будут брать, – сказала Ольга своим сотникам. – Пошлите ратников по домам, пусть берут воду, хлеб и скотину. Вам нужнее. Вы с врагом бьетесь, а остальным покуда придется пояса затянуть потуже.
– А как взбунтуются кияне? – спросил один боярин.
– Самых ретивых казните, остальные присмиреют, – был суровый ответ.
– Многие колодцы пересохли, – напомнили Ольге, – а к Днепру хода нет.
– Лучше гнилую воду из луж пить, чем врагу сдаться, – отрезала она. – Все знают, как печенеги с пленными обходятся. Пустим их – погибнем смертью лютой. Стоять надо.
В эти роковые дни Ольга думала не только о Киеве и своих подданных, но и о троих внуках, за которых была в ответе. Она вновь сделалась решительной, суровой и беспощадной, как в былые времена, когда без колебаний проливала кровь людей – чужих и своих. Священная черная книга с золотым крестом пылилась на полке, потому что там говорилось о любви, прощении и милосердии, которые не могли спасти ни саму Ольгу, ни тех, кто ей дорог.
Трижды посылала она гонцов на прорыв, рассчитывая позвать Святослава на подмогу, и трижды головы несчастных выставлялись на печенежских пиках на виду у киян. Этим враги как бы говорили, что надеяться не на что. И в осажденном городе нарастали неверие и уныние. Мы обречены, говорили люди. Не будет нам спасения, если не сдадимся.
Ненадолго кияне воспрянули духом, когда на другом берегу появилась дружина Претича, оставленная Святославом на Руси. По ночам их костры были ясно видны с городских стен. Но силы их слишком малы, чтобы отогнать осаждающих. Не двигаясь с места, Претич ждал подхода подкрепления. А откуда ему было взяться, подкреплению? Кияне оставались один на один с ордой печенегов, обложивших их, подобно волчьей стае.
Предчувствуя близкий конец, Ольга упала на колени, обратившись к Господу с запоздалыми молитвами. Он не откликнулся. Пришлось искать выход самостоятельно.
На площади перед княжеским теремом собралось уже не менее тысячи голодных обозленных киян, требующих созвать вече. Пока что у них ничего не получалось, поскольку большой колокол по Ольгиному приказу срезали и спрятали от греха подальше. Однако народ уже закипал. «Сдадимся – может, кого убьют, а кого и в живых оставят, – таково было общее настроение. – Иначе все равно от голода и жажды передохнем. Уже и детишки пухнут, и заразу ветер разносит. Соберемся всем миром и откроем ворота».
Разгонять бурлящую толпу было некому: все дружинники находились на постах, готовясь отразить новое нападение печенегов.
И тогда Ольга велела выбрать самого смышленого и храброго отрока из дворни и привести к ней. Она приняла его не на престоле, а в небольшой светелке, чтобы парнишка не смутился и чувствовал себя в привычной обстановке. Ему было двенадцать годков, а звали его Микулой.
– Киев спасти хочешь, Микула? – спросила Ольга, усадив его напротив и угостив сухим пряником.
– Кто ж не хочет, – промямлил он, хрустя набитым ртом. – Только как?
– Я расскажу. Тут главное не бояться.
– Не забоюсь, – пообещал Микула. – А пряника еще дашь, княгиня?
– Золотом осыплю, – пообещала она. – И тебя и семью твою.
Вскоре после этого разговора прямо среди бела дня дружинники тайком выпустили мальчугана из города, спустив его на веревке в ров.
Был он обряжен в спадающие штаны беглого раба, на спине имел несколько рубцов от ударов плеткой, а в руке держал уздечку с бусами и кистями, снятую с печенежского коня.
Не проявляя ни малейшей опаски, побрел Микула в сторону Днепра. Сталкиваясь с вражескими воинами, он показывал уздечку и, как его научили, повторял по-печенежски: «Конь… Хозяин… Конь искать».
Иногда его останавливали, но пропускали дальше. Добравшись до берега, мальчик скинул портки и полез в воду. Только тогда печенеги заподозрили неладное, попытались достать беглеца стрелами, а когда не вышло, погнались за ним вплавь на конях. К счастью, как и предполагала Ольга, дружинники Претича с противоположного берега смекнули, что происходит, сели в ладьи и поплыли Микуле навстречу.
Печенеги, совершенно беспомощные в воде, повернули обратно, не дожидаясь, пока их перебьют из луков.
Микулу вытащили из реки и доставили в лагерь, где он предстал перед Претичем. Там мальчик в двух словах описал, что творится в осажденном Киеве, и передал воеводе устное послание Ольги:
– Если не подступите утром к городу, люди сдадутся печенегам. Мать и сыновья Святослава погибнут. Он вам всем не простит.
Претич подумал-подумал, собрал дружину и выступил с такой речью:
– Други мои! Пришла пора выручать наших братьев в Киеве. Утром поплывем через Днепр на ладьях и войдем в Киев. Умрем, а не отдадим на растерзание княгиню Ольгу!
Дружинники недовольно загудели, но многоопытный Претич приказал выкатить бочки с пивом, и вскоре все были готовы идти в бой. На рассвете затрубили трубы, и две тысячи русов отправились через Днепр на берег, занятый печенегами. В то же время люди, посланные Ольгой на стены осажденного города, принялись трубить в ответ и кричать: «Святослав идет! Святослав воротился!»
Печенеги, решившие, что на них идет целое войско, вскочили в седла и отступили. А на другой день действительно подоспел Святослав, узнавший об осаде Киева от беженцев. Бояре встретили его за воротами, попрекая:
– Ты, князь, чужие земли захватываешь, о них заботишься, а своею пренебрегаешь. Не дело это, не дело. Печенеги едва не взяли нас вместе с матерью твоей и детьми. Если не останешься оборонять Киев, то они вернутся. Не уходи, князь. Или не жаль тебе ни отчины
[30], ни матери старой, ни сыновей своих?
– Ладно, ладно, – проговорил он, тронутый этими словами. – Подумаем, как быть. Расходитесь по домам пока. Завтра соберемся и все обсудим.
Отправив войско преследовать печенегов, Святослав поспешил в город, чтобы обнять мать и троих сыновей. Первое, о чем спросила Ольга:
