Учитывая существование системы гильдий, определявшей флорентийскую политику, финансисты и торговые банкиры оказались неразрывно связанными с общественной жизнью. Однако это было не просто формальные узы. Чем успешнее становились торговые банкиры, тем теснее их дела оказывались связанными с политикой ренессансного города. Более того, их состояния зависели от действий правительства. Не вызывает сомнений то, что львиную долю прибылей банкиры получали от правительства. Как справедливо заметил Джин Брукер, самая поразительная черта Синьории заключалась в том, что «она управляла во имя блага богатых и обладающих властью и зачастую во вред бедным и занимающим низкое положение». Львиную долю выгодных должностей получали представители городской элиты. Они процветали на несправедливости и неравенстве налоговой системы и получали дивиденды от долей в финансовой задолженности Флоренции [Monte). Но в то же время им было что терять. Неприятным последствием восстания чомпи стало изменение ставок налогов, уровня зарплат и управления долгом. Все это имело далеко идущие последствия даже для самых скромных предприятий, тогда как решения относительно внешней политики, вопросов войны и мира и распределения принудительных займов могли оказать самое пагубное влияние на состояния городских торговых банкиров.
Для богатейших граждан Флоренции бизнес и политика были двумя сторонами одной и той же монеты. И учитывая, насколько высоки могли быть ставки, они не испытывали сомнений в том, что правительство – вещь слишком важная, чтобы пускать его действия на самотек или того хуже предоставлять обычным людям. Хотя к концу XIV в. структура флорентийского правительства и без того отражала интересы богатейших жителей города (ч. I глава 3), появилась узкая прослойка сверхбогатых патрициев, которые окончательно подчинили политику собственным интересам и держали бразды правления в своих руках.65
Понимая, что флорентийская конституция носит откровенно «республиканский» характер, эти патриции чувствовали, что для управления правительством им нужно найти способ изменить правила.66 И для начала они занялись организацией выборов. Однако в отличие от современности урн для голосования, куда можно было бы подбросить бюллетени, не существовало. Чиновники избирались сознательно «случайным» образом – имена кандидатов-победителей вытаскивали из мешка. Но и случай можно было подтолкнуть в «верном» направлении. Хотя теоретически все члены гильдии могли быть избраны на должности, имена, которые помещались в мешок, называли члены наблюдательных комитетов. Эти комитеты состояли исключительно из элиты гильдий. Они же и определяли, кому можно избираться, а кому нельзя. Но все равно слишком многое зависело от случая. После 1387 г. два – а впоследствии три – из восьми мест в приорате резервировались для особого класса «привилегированных» кандидатов, чьи имена доставали из отдельных небольших мешочков (borsellini). Все такие кандидаты заранее отбирались комитетами. Даже если выборы официально проводились случайным образом, и после восстания чомпи на должностях чиновников появлялись новые люди, патриции Флоренции могли быть уверены в том, что смогут заранее выбрать большинство приоров.
Все это помогало манипулировать результатами выборов. Но горький опыт научил патрициев тому, что слишком жесткий и очевидный контроль выборов может привести к катастрофе. Слишком узкий круг чиновников мог показаться слишком подозрительным. Было понятно, что круг «нужных людей» должен включать в себя более широкие слои граждан, чем раньше. Однако не было смысла ставить нужных людей на должности при отсутствии возможности управления ими. Чтобы сделать наблюдательные комитеты эффективным инструментом власти, нужно было перенести личные и деловые отношения в политическую сферу. Хотя истинные патриции часто становились приорами, но даже если их не избирали, в Синьории хватало их родственников, деловых партнеров и тех, кто от них зависел говоря терминами мафии, «нашими друзьями» и «своими людьми». Заполнив правительство «ручными» чиновниками, связанными с богатейшими людьми коммерческими или семейными узами, торговая элита могла быть уверена, что ее интересы будут соблюдены в первую очередь.67 Как писал вдумчивый хронист Джованни Кавальканти, «многие избирались в советы, но лишь немногие в правительство».68 Бизнес политики и политика бизнеса слились воедино, покровительство и семья стали основными механизмами теневого контроля.
Торговые банкиры быстро поняли, что их положение в этой системе необычайно выгодно. Хотя оно и не было господствующим, но занятия разнообразными торговыми операциями и уникальная роль кредиторов позволяли им не только контактировать с разнообразными сетями клиентов, но еще и в значительной степени влиять на государственные дела. Простое обладание финансовой силой позволило им быстро стать сильнейшими и самыми ловкими игроками в местной политической игре.
Флоренция является самым поразительным примером города с господством торговых элит, которыми управляли теневые банкиры. Но пример этот неуникален. Несмотря на то что в различные периоды Ренессанса морская Республика Генуя оказывалась под иностранным владычеством, ею тоже управляла небольшая клика торговцев и, что значительно более важно, торговых банкиров. После разрушительной гражданской войны и в особенности после отрешения в 1339 г. старых аристократических семейств от политического процесса первым дожем Симоном Бокканегрой городом стала управлять «народная хунта», состоящая из представителей торговых семейств, таких как Монтальдо и Адорно.69 Даже Венеция, которая в 1297 г. ограничила доступ в большой совет, где могли заседать представители лишь определенных аристократических семейств, оказалась под влиянием торговцев, занимавшихся внешней торговлей, и торговых банкиров. Дожем в 1365–1368 гг. был Марко Корнер, а в 1471–1473 гг. Никколо Трон, величественную гробницу которого и сегодня можно увидеть в базилике Санта-Мария Глориоза деи Фрари.
Во Флоренции в политический мир постепенно входили Медичи, которым удалось с окраин «правящего класса» подняться в самый центр власти. Первый член семьи был избран в Синьорию еще в 1291 г.70 В течение следующего века Медичи избирались в Синьорию 52 раза. Они всегда оказывались в центре самых драматических политических бурь города. Сальвестро де Медичи являлся гонфалоньером справедливости в тревожные месяцы, предшествующие восстанию чомпи в 1378 г.71 Другой член семьи Вьери ди Камбио входил в небольшую группу магнатов, которые занимались восстановлением пошатнувшейся республики после того, как восстание было подавлено.
Джованни ди Биччи де Медичи не являлся исключением. Он был первым членом семьи, достигшим реального богатства, и вошел в «ближний круг» флорентийской политики почти в порядке вещей. В правительство его ввел дальний родственник Вьери ди Камбио. В 1408 и 1411 г. Джованни избирался членом Синьории, а в 1421 гг. стал гонфалоньером справедливости. В Синьорию он попал в очень важный момент. В конце XIV – начале XV в. Флоренция вошла в эпоху, которую стали называть политикой консенсуса. Хитроумные конституционные изменения после восстания чомпи привели к консолидации позиции относительно небольшой группы сверхбогатых семейств, превратив их в правящий класс. Группа эта состояла преимущественно из торговых банкиров, объединенных общими интересами и общей войной против Милана. На сей раз эта группа была более четко определена и сплочена. И поскольку она располагала широкой поддержкой, жестким выборным контролем и сложными сетями социального контроля, режим, установленный правящей элитой, был во многих отношениях значительно стабильнее, чем все то, что существовало во Флоренции раньше. О многом говорит рассказанная Кавальканти история патриция Никколо да Уццано, который проспал большую часть дебатов по внешней политике, а потом неожиданно проснулся и предложил политику, которую он уже обсудил с «другими влиятельными людьми» и которая была единогласно принята без дальнейших обсуждений.72 «Консенсус» – и внутри класса патрициев, и между элитой и теми, кто занимал более низкое положение – стал нормой жизни: все чувствовали себя вовлеченными в процесс управления городом, а лидерская группа твердо верила в стабильность своей гегемонии. Настолько велика была уверенность этой патрицианской элиты, что она сознательно пропагандировала образ единой и гармоничной Флоренции, процветающей под правлением «лучшего» класса людей. В «Восхвалении города Флоренции» (Panegyric to the City of Florence) (1403–1404) Леонардо Бруни утверждал, что «во Флоренции всегда случалось так, что взгляды большинства полностью совпадали с взглядами лучших граждан города».73
