И действительно, Федерико был практически ходячей рекламой «современного командира наемников».
Более того, Берругете изобразил Федерико с книгой, чтобы продемонстрировать страстный интерес герцога к просвещению и искусствам. Художник очень тонко почувствовал перемены в культурном облике кондотьеров XV в., связанные с развитием военного искусства. Теперь кондотьеры были богатыми, титулованными людьми. И им хотелось легитимизировать свое социальное положение, завоеванное силой оружия. Они сознательно окутывали себя аурой уважения. А для этого им нужно было искусство, которое восхваляло бы их достоинства и наводило блеск на несамые приглядные стороны их занятия.
То, что Берругете изобразил Федерико в полном доспехе, доказывает желание кондотьера подчеркнуть военную сторону своей жизни. Сколь бы успешными и влиятельными ни становились кондотьеры, они понимали, что для большинства людей способ, которым они заработали себе на хлеб, кажется ужасным и пугающим. Жизнь солдата – не самая счастливая, но жизнь наемника, как показывают замечания Макиавелли в «Государе», – это путь неопределенности и предательства, а то и настоящей бойни. Когда социальное положение кондотьеров улучшилось, они, естественно, захотели изменить это неблагоприятное, хотя и справедливое представление о себе.
Гуманистическое увлечение классикой позволяло сделать шаг вперед. Античная история и мифология была полна императоров, военачальников, богов и героев, которые не отличались безупречной репутацией, но тем не менее были вознесены до высот славы благодаря своей силе и воинским талантам. Несмотря на попытки рассматривать отдельные сюжеты как аллегории христианской морали, сильные всегда были правы, а смелость (практически в любом контексте) приравнивалась к добродетели. Геркулес, Кадм, Персей и Тезей воспринимались гуманистами как образцы агрессивного, мускулистого добра, а императоры Адриан и Траян (наряду с Юлием Цезарем, монархия/тирания которого вызывала неоднозначную оценку) служили примером для подражания князей-воинов.
Однако у таких книг была довольно ограниченная аудитория. Командирам наемников нужна была широкая публика. И меценатство предоставляло им идеальную возможность для установления столь желанных и очевидных связей с античными героями.
Одним из самых очевидных и популярных способов было искусство погребальное. Трудно найти более драматичный и впечатляющий пример, чем капелла, построенная Бартоломео Коллеони в родном Бергамо в 1470-е гг. Как было известно всем современникам, этот проект долгое время был очень дорог сердцу Коллеони. Строительство капеллы было для него настолько важно, что он даже ввел в город свои войска и снес старую сакристию, примыкающую к церкви Санта-Мария Маджоре, чтобы церковь не помешала работам на том месте, которое он выбрал для своей капеллы. Хотя эта история вполне может быть апокрифом, нет сомнений в том, что Коллеони считал строительство капеллы идеальным доказательством своей «добродетельности».34 Он тесно сотрудничал с архитектором Джованни Антонио Амадео, чтобы тот не упустил ни одной иконографической детали, которая свидетельствовала бы о величии всех его достижений. О многом говорит фасад капеллы. По обе стороны от большой розетки Коллеони разместил два табернакля – один с бюстом Юлия Цезаря, а другой с бюстом Траяна. Цель подобного украшения совершенно ясна. «Непобедимый генерал» (как гласит надпись на его гробнице) сравнивал свой военный гений с Цезарем и Траяном, чья моральная стойкость, воинское искусство и авторитет, закрепленные в веках, должны были прикрыть кровавую и неприглядную сторону наемнической жизни Коллеони.
Более тонкий подход к параллелям с античными героями проявлялся в конных статуях. Хотя статуя Марка Аврелия, ныне украшающая площадь Кампидольо в Риме, – это единственная дошедшая до нас статуя подобного рода, такие работы часто использовались в античные времена, чтобы подчеркнуть воинский талант, триумфальные победы и справедливость кого-то из военачальников. В средние века подобный прием вышел из моды, но возродился с новой силой в раннем Ренессансе. Порождая ассоциации с выдающимися римскими императорами прошлого, конные статуи (в свое время Уччелло использовал аналогичный прием в живописи, создавая памятник сэру Джону Хоквуду) пользовались особой популярностью у кондотьеров, стремящихся окутать себя нереалистической аурой добродетели. В 1475 г. Коллеони пожертвовал большую сумму, чтобы воздвигнуть в Венеции конный памятник самому себе. Хотя его желание быть увековеченным на площади Сан-Марко так и не реализовалось, впечатляющая и даже пугающая статуя работы Андреа дель Вероккьо сегодня украшает площадь Кампо Санти Джованни э Паоло. Его товарищ по оружию Эразмо да Нарни (1370–1443, более известный как «Гаттамелата») увековечен в сходной, хотя и более мирной, статуе работы Донателло, которая сегодня находится возле Иль Санто в Падуе – Нарни какое-то время управлял этим городом от имени Венеции.
Но существовали и другие более утонченные и хитроумные способы связи кондотьеров с античными героями. И никто не хотел использовать их больше, чем Федерико да Монтефельтро. Помимо картины Берругете такой изобретательный подход проявился в двустороннем портрете герцога и его супруги, написанном Пьеро делла Франческа примерно в 1474 г. (галерея Уффици, Флоренция).35 На обратной стороне панели с профилем Федерико он изображен несущимся на триумфальной колеснице и сидящим на раскладном кресле в полном доспехе и со скипетром в руке. Аллегорическая фигура Победы венчает его лавровым венком, а перед колесницей художник изобразил воплощения четырех основных добредетелей. В этом портрете явно чувствуется влияние античных образцов. Это прекрасная попытка изобразить «торжествующего» Федерико в образе прямого наследника героев Древнего Рима. Одновременно художник подчеркивает, что «победа» является таким же убедительным доказательством моральной стойкости герцога, каким она была для римских военачальников, которыми он восхищался. Как гласила надпись под этой сценой: «Тот славен едет в блестящем триумфе, кого, равного высоким князьям, прославляет достойно вечная слава как держащего добродетелей скипетр».
Портрет Берругете показывает также, что кондотьеры хотели, чтобы их военные достижения считались не только героическими, но и заслуживающими уважения и даже восхищения. Конечно, эта задача была нелегкой. По мнению Церкви, война была оправдана лишь тогда, когда она была связана с добродетельным героизмом или святой целью. Бойня, которую устраивали солдаты удачи, со всех точек зрения была аморальной, а сами они были всего лишь наемными убийцами. Теологи с самых первых дней существования Церкви единодушно осуждали изнасилования, грабежи, пытки и убийства, считая их самыми страшными грехами.
Поскольку наемники не имели ни малейшего желания маскировать свою жестокость, осуждение Церкви представляло собой основную имиджевую проблему.
Помимо значительных сумм, которые привычно жертвовались церквам и религиозным институтам, кондотьеры использовали для придания своим неприглядным действиям ауры уважения и героизма военных святых. И недостатках в святых солдатах не было. Церковь издавна почитала святого Георгия, святого Мартина и святого Евстафия, а также архангела-воина Михаила. Поддерживая культ военных героев, кондотьеры могли успешно ассоциировать себя с христианской добродетелью. Человек, имеющий тесные связи с такими святыми, просто не может быть грешным.
