Нестабильность в личной жизни Сиджисмондо усугублялась усиливающейся несдержанностью на поле боя. Хотя его таланты военачальника были бесспорны, очень скоро стало ясно, что он слишком горяч, не заслуживает доверия и самовлюблен до одержимости.
Отчасти все это было следствием его наглых, порой высокомерных территориальных захватов. Стремясь установить господство над Романьей, Сиджисмондо устремил алчные взгляды на Урбино – графом этого города Оддантонио да Монтефельтро стал в 1443 г. Воспользовавшись политической неопытностью 15-летнего Оддантонио и ограниченностью его финансовых ресурсов, Сиджисмондо сумел убедить наивного подростка в том, что он ему не просто настоящий друг, но еще и истинный защитник Урбино от миланских врагов. Он хотел, чтобы мальчик впал в полную зависимость от него, а затем уже можно было захватывать Урбино для себя – классический кондотьерский заговор. Но Сиджисмондо оказался слишком импульсивен и самоуверен, чтобы выполнить свой план. Он практически не скрывал своих намерений, и старший сводный брат Оддантонио Федерико да Монтефельтро, у которого были свои планы на Урбино, очень скоро понял, что заветный приз может и ускользнуть. В следующем году Оддантонио был убит – в подозрительно подходящий момент. И Федерико не стал тратить время попусту. Он захватил город и оставил Сиджисмондо с носом. В результате Волк не просто потерял Урбино, но еще и нажил себе опасного врага в лице Федерико да Монтефельтро – человека, бороться с которым решались немногие. В течение следующих 14 лет два кондотьера постоянно воевали друг с другом, что в значительной степени дестабилизировало политическую обстановку в Романье и Ла Марке.53
Способность Сиджисмондо наживать врагов отчасти являлась результатом того, что он был одним из самых вероломных кондотьеров эпохи Ренессанса. Казалось, что ему даже нравится предавать людей – просто ради развлечения, как будто одной войны не хватало для того, чтобы удовлетворить его извращенное садомазохистское отношение к политике. Как емко писал папа Пий II:
он обманул доверие короля Альфонсо Сицилийского и его сына Ферранте, Франческо, герцога Миланского. Он обманул венецианцев, флорентийцев и сиенцев. Он постоянно обманывал Римскую Церковь. В конце концов, в Италии не осталось человека, которого он не предал бы, и тогда он обратил свой взор на французов, которые из ненависти к папе Пию решили заключить с ним союз. Но им повезло не больше, чем другим властителям. Когда подданные спросили, не хочет ли он, наконец, удалиться на покой и дать передышку стране, которую он так часто подвергал военным испытаниям, он ответил: «Убирайтесь и не тратьте даром времени! Пока я жив, у вас никогда не будет мира!54
Хотя Сиджисмондо с присущей ему надменностью смеялся над легковерными «заказчиками», но своими действиями он настроил против себя все основные силы Италии. Многие величайшие кондотьеры того времени стали его заклятыми врагами. Но настолько велика была его самоуверенность, что даже это его не беспокоило. Однажды ему представилась возможность исправить некоторые свои ошибки во Флоренции в апреле 1459 г. Но он все испортил – просто ради развлечения. Попытки Пия II восстановить отношения Сиджисмондо с Альфонсо Арагонским закончились полным провалом, и все, кто участвовал в этом процессе, почувствовали себя оскорбленными. Когда в 1454 г. в Северной Италии наконец-то установился мир, Сиджисмондо не было дела до того, что его сознательно исключили из Лодийского мира. Он был преисполнен решимости «быть бичом Божьим» для всех и не быть другом никому.
С каждым днем Сиджисмондо становился все безумнее. Казалось, он находит удовлетворение в каждой немыслимой выходке. Спустя несколько лет Пий II писал:
Он стал рабом алчности – не только грабил, но и воровал. Настолько неукротимой была его похоть, что он насиловал и своих дочерей, и своих зятьев. В детстве он часто играл в невесту, а став взрослым, так часто брал на себя роль женщины и использовал других мужчин, как шлюх. Брак не был для него священен. Он насиловал христианских монахинь и иудеек. Мальчиков и девочек, которые ему сопротивлялись; он либо убивал, либо подвергал ужасным пыткам. Если он становился крестным, то принуждал мать ребенка к супружеской измене, а потом убивал ее мужа. В своей жестокости он превзошел даже варваров. Его окровавленные руки несли ужасные мучения и виновным, и невинным… Он терзал бедных и грабил богатых. Ни вдовы, ни сироты не избегли печальной участи. Под его тиранией никто не мог чувствовать себя в безопасности. Человек, которому Господь послал богатство, красивую жену или очаровательных детей, мог в любой момент оказаться в тюрьме или на плахе по ложному обвинению. Он ненавидел священников и презирал религию… До того как взять Изотту себе в любовницы, у него было две жены, и обеих он убил с помощью насилия или яда… Однажды неподалеку от Вероны он встретил благородную даму, ехавшую на юбилей в Рим из Германии. Он изнасиловал ее (она была очень красива) и бросил на дороге, раненую и истекающую кровью… Правда редко исходила из его уст. Он был настоящим мастером притворства и лицемерия, клятвопреступником и лгуном.55
Пий II объявил настоящий крестовый поход против Сиджисмондо и публично сжег его чучело в Риме, но это лишь позабавило безумного кондотьера.
В определенном отношении Сиджисмондо действительно был безумен. Он не признавал никаких ограничений и довел и без того немыслимые привычки кондотьеров до крайности. Для своих действий ему не нужны были ни причины, ни поводы. Его не беспокоило то, что его поведение было жестоким, упрямым и опасным. Ему казалось, что в мире нет силы, способной справиться с ним.
Однако именно почти безумное стремление Сиджисмондо удовлетворять самые низкие свои желания и делать то, чего не осмеливался до него делать никто из наемников, и превратило его в необычного покровителя искусств. Нет сомнений в том, что Сиджисмондо Малатеста был одним из самых выдающихся военачальников-меценатов своего времени. Но действовал он по-своему. На войне и в политике он был преисполнен твердой решимости превзойти своих соперников. Точно так же он повел себя и в меценатстве. Он изменил привычные стандарты покровительства искусствам с тем, чтобы они удовлетворяли его зачастую экстремальные потребности. Как и другие солдаты удачи, он понимал, что гуманистическое искусство может решить социальные и моральные проблемы наемнического существования и сыграть важную роль в создании «придворной» культуры, вот только все это он понимал не так, как все остальные. Чувство греха его не мучило. Насилие и войну Сиджисмондо считал добродетелями. Он не стыдился того, что сражался за деньги. В себе он видел полубожественного героя. Вместо того чтобы скрывать свои шокирующие преступления за завесой культурной респектабельности, он создал нечто вроде культа личности для непогрешимого себя.
Архитектура и отделка Темпио Малатестиано в Римини – это самая откровенная иллюстрация идиосинкратического отношения Сиджисмондо к меценатству.56 Само здание поразительно красноречиво. Построенный Леоном Баттистой Альберти «храм» всеми признавался «одним из самых знаменитых храмов Италии».57 Могло показаться, что это строение «воздвигнуто на… щедрое пожертвование» во славу Господа.58 Но храм задумывался как святилище самого Сиджисмондо. Он не стал повторять архитектурные приемы, использованные при строительстве других итальянских церквей. Альберти было приказано использовать в качестве образцов триумфальные арки императоров Константина и Августа. Понимая, что такие арки воздвигались только в честь особо значимых побед в бою по приказу благодарного Сената Рима, Сиджисмондо решил не только показать себя античным героем, но еще и продемонстрировать всем, что он – живое воплощение классического триумфатора, хозяина империи, наследника военных достижений величайших военачальников в истории. Он не стеснялся избранной для себя карьеры, но с гордостью нес звание кондотьера, не испытывая ни малейшего стыда. Войдя в Темпио Малатестиано, верующие должны были осознать триумфальное величие его военного гения и отдать дань уважения идеальному, почти мифическому военачальнику.
