Возможность попросить его о помощи мы никогда не рассматривали. А почему, собственно? Вероятно, твои люди решили, что он на это по своей воле не пойдет. Вполне возможно, что Марк самолюбивый пофигист, но он не злой гений. И он не раз вытаскивал меня из ям. Когда не стало моих родителей, я бродил как призрак, всюду видел отсветы пожара, а мои сестры направили меня к грифу под видом консультанта по травмам. И вот Марк тогда отвез меня на «Саабе» какой-то девицы в штат Мэн, где ее родители держали на частном острове квази-ферму, и поселил меня в одном из гостевых домиков (бывший амбар), где чуть ли не месяц снабжал меня журналами, «травкой» и похлебкой. Затем был еще один период, когда я купил себе книжный магазин и разорился с ним в пух и прах; и когда я был вынужден его продать, то именно Марк приехал ко мне и помогал паковаться. И это было для меня большой опорой.
В глубине души я считаю, что, по сути, он хороший человек. Может, он увяз с теми людьми глубже, чем ему хотелось бы, и все, что ему нужно, это подсказка выхода. Так у нас порой бывало. Ты ведь тоже стала выходом, когда нагрянула за мной и увезла.
Но я хочу, Лола, чтобы при встрече с ним со мной рядом была ты. Ты мне там очень нужна. Объяснить ситуацию у тебя получится лучше, чем у меня. Так что приезжай. Увидеться с ним мы должны в пятницу.
Понимаю, во всем этом присутствует опасность и спешка. Тратить твое время зря я не буду и принимаю меры предосторожности. Это письмо я попробую направить через твою сестру, на ее служебный адрес. И ты, наверное, обратишь внимание на чернила (и как пить дать уже обратила). Дай мне знать, что ты приедешь и когда. Позвони мне на домашний и скажи, что ты якобы у дантиста или типа того, а дату и время своего прибытия замаскируй под номер, куда я должен отзвониться. Я буду там.
Я в самом деле абсолютно уверен, что нам суждено что-то сделать сообща; что есть нечто такое, чему между нами неизбежно быть. А ты? Есть ли сейчас, может даже в эту минуту, в твоей жизни затаенное дыхание? Я в своей жизни несколько лодок уже упустил; упускать эту мне никак не хочется. Под этой метафорой или аналогией я, совершенно понятно, имею в виду тебя. Но ведь и я сам в каком-то смысле тоже лодка. Мы оба лодки и одновременно те, кто в них плывет. Упускать друг друга нам нельзя.
Лео Крэйн»
Давно, годы назад, у нее был бойфренд, который, чтобы как-то подольститься за свои дурацкие выходки, писал ей сотни записочек и рассовывал по квартире, которую они снимали в округе Колумбия. Тот парень был любитель выпить, а еще рифмоплет и мастер бить посуду. Те записочки растянули их отношения еще на полгода. Но в конце концов они расстались, а Лейла после этого как-то перестала доверять любовным письмам.
Но это было чем-то иного рода. Ей вспомнилось, как Лео выглядел, как звучал его голос. Внутри словно поворачивался какой-то ключик. До нее дошло, как несправедливо было вот так бесцеремонно впрыгнуть в его жизнь, что-то потребовать, а затем исчезнуть без следа.
Даже не назвавшись ему по имени.
Аэропорт Ньюарка
Рейс у Марка был утром в пятницу, из Ньюарка. Открыв дверцу машины, доставившей его к терминалу «С» за два часа до вылета, наружу он вышел в импозантном костюме, с заряженным ноутбуком, деловитый и собранный. Предстоящая вечером встреча с Лео вызывала легкую нервозность; беспокоило и завтрашнее мероприятие с «Найком».
Очередь к рамке металлодетектора двигалась ни шатко ни валко, а затем и вовсе встала. Парень впереди Марка, буркнув что-то ругательное, подхватил свой пластиковый лоток и как был – без обуви, без ремня – перешел в параллельную очередь. Стал виден источник застревания: какой-то олух, очевидно, без посадочного талона на руках.
– Сэр, без посадочного талона я вас пропустить не могу, – внушал ему мясистый агент транспортной безопасности. – Прошу покинуть очередь. Сэр, повторять я больше не буду.
«Черт бы его подрал. Он что, за десять лет в аэропорту ни разу не бывал?»
Но затем он прислушался и стал вглядываться. Олух разговаривал на испанском – судя по жеваному акценту, откуда-то из Центральной Америки. Он пытался изъясниться. Испанский у Марка был не ахти, но для понимания происходящего достаточно. В десятке метров впереди досмотр проходили его жена и дочь. Дочка судорожно цеплялась за мать, в то время как работник аэропорта вжикал изящным жезлом по инвалидной коляске девочки. Коляска была не от аэропорта, специализированная. У девочки были спичечные ноги и гротескно изогнутая спина; лицо искажено тревогой и страданием.
В голове Марка что-то перемкнуло, и он вышагнул из очереди.
– Этот человек просится проводить жену и дочь до выхода на посадку, не более, – сказал он агенту УТБ.
Тот не отреагировал. Зато латинос, уловив в Марке сочувствие, посмотрел на него с благодарной призывностью. И тогда Марк, так и не снимая обуви, подошел ближе.
– Послушайте, – обратился он. – Этот человек хочет всего лишь подольше побыть со своей женой и дочерью. Посмотрите на девочку, она же инвалид. Пропустите его, чего вам стоит?
– Сэр, не лезьте куда не просят, – злобно покосился толстомордый агент. Работа у него была, понятное дело, паршивая, но с одним бесспорным преимуществом – тыкать всем подряд, невзирая на лица: «А ну марш в очередь!»
Марк от возмущения поперхнулся. На язык напрашивалось сравнение с гестапо, однако нужно было благополучно прибыть в Портленд. И хотя настаивать на своем он имел право – может, даже должен был настаивать, – побороть Управление транспортной безопасности в терминале «С» он не мог даже при наличии на ногах обуви. И Марк отступил в очередь, хотя негодующего взгляда при этом не отвел.
Эта заварушка привлекла еще двоих агентов, из которых один замаячил рядом с Марком, а второй занялся латиносом, чтобы выпереть его из очереди. За спиной у Марка люди начинали разбредаться по другим очередям. Агент, что имел дело с латиносом, настаивал, чтобы тот возвратился к представителю авиакомпании и обзавелся каким-то там «талоном сопровождающего». Папаша-латинос, отчаянно жестикулируя, доказывал, что уже пробовал это делать, но оттуда его отфутболили с указанием добиваться пропуска от УТБ. Положение усугублялось тем, что ни один из агентов во всем этом столпотворении не говорил на испанском.
– Да послушайте же. Он это уже пробовал, – снова встрял Марк из-за спины своего соглядатая, бесцветного настолько, что на нем блекла даже королевская голубизна агентской униформы. – Там ему, видно, сказали, чтобы он этот вопрос решал с вами. Футболите человека, а что толку? Да пропустите вы его к семье, пусть спокойно проводит их к пункту вылета!
– Не мешайте работать, – сделал ему замечание старший по чину, дородный темнокожий с усами. – Встаньте в другую очередь.
А дальше почти одновременно произошло сразу несколько вещей. Марк, язвительно скривившись и закатив глаза, всплеснул руками (мол, «ну и порядки тут у вас») на манер школяра, думающего досадить упрямым родителям.
