– Не-ет, Маркус, – пропел Поуп елейно. – Что делать, говорить тебе буду я. И вот тебе мои слова: сегодня же или завтра – да хрен с ним, послезавтра, но это самый крайний срок – ты ему говоришь: «Да, да! Нижайше прошу, целую руки. Быть главным пиарщиком «Синеко» – предел моих мечтаний, и я согласен на все обозначенными вами условия, и к работе готов приступить немедленно».
Марк опустошил бокал. Согнутая рука с мобильником немилосердно затекла.
– Ну что, – спросил Поуп, – считаем, что непонятки устранены?
– Да, – как со стороны услышал себя Марк. – Считаем.
Если на минуту вдуматься, то Марк бы, вероятно, признал, что тем днем в аэропорту Ньюарка нейробиотика в нем словно сама искала, на чем отвязаться. А тут еще как снежный ком: волнение от предстоящей встречи с Лео, непредсказуемость найковской презентации, стресс от той заварухи с УТБ, да еще и запущенный отсчет ультиматума «Синеко». Тут нервы надо иметь железные или чтобы их не было вовсе.
Но Марк еще даже не успел это осмыслить, как все понеслось. Единственный банан в нем, съеденный в семь утра, мужественно, но обреченно боролся с двойным виски, двумя шардоне и одним ксанаксом. Точнее, Марк подумал, что это ксанакс, но когда отключка с отвисшей челюстью не наступила, сквозь алкогольную хмарь он осознал, что со дна косметички выудил не ту таблетку. Вместо успокоительного ксанакса он проглотил нувигил и впал в бессознательное бродяжничество душевнобольного. Ум негасимо и мутно бодрствовал, а Марк на борту все продолжал вливать в себя виски, пока наконец этот кран ему не перекрыл стюард. Тогда тело в обнимку с блуждающим духом сгрузились с борта, а бирюза ковра в аэропорту Портленда щемила им глаза и заставляла безудержно чихать. Кто-то неприветливый в форме официанта аэропортовского ресторана (тематика, кажется, морская) отказал им в обслуживании, и тогда дух вызвал телу такси и вместе они прикатили в отель, где в номере оказался холодильник, а в косметичке еще таблетки, что в принципе позволяло продолжить похождения. Впрочем, из номера дух и тело выбирались уже порознь – а если точнее, то наружу выбрело лишь тело Марка, грузное и валкое, с умом пустым и девственно чистым, как у бодхисатвы.
Проснулся он (уместней будет сказать «очнулся») в темном коридоре отеля. Может, так бы и лежал, если б мимо не прокатывала свою тележку горничная. Крохотулька-мексиканка склонилась над ним и озабоченно спросила: «Вы в порядке? Вам позвать помощь?» При попытке встать Марк чуть не опрокинул на себя тележку. Горничная его выровняла, довела до номера и открыла дверь ключ-картой, которая оказалась у Марка в руке. Поблагодарив помощницу голосом, который удивил его самого, Марк приложил голову к холодному металлу дверной рамы. Сделал три вдоха. На третьей минуте его вырвало. Внешне повреждений на нем, не считая легкой потертости от ковра, не замечалось. Пару минут он блаженствовал в облегчении, ощущая, что тело притащилось домой, и кажется, все обошлось сравнительно без урона. Если чего и было, то он не помнил. Не помнил вообще ничего из минувшего вечера. Абсолютный ноль. Неувиденное кино. Через две минуты его опять прополоскало.
Обшарил карманы: смятые купюры, сломанная ментоловая сигарета, соломинка от фужера, и… ну-ка, ну-ка, ну-ка! – уфф, облегчение: паспорт и «ноуд». На месте.
А затем он взглянул на дисплей «ноуда».
«14 пропущенных вызовов». «8 новых сообщений».
А время, время! С внезапной цепкостью он уловил, что уже семь минут как должен находиться в центральной резиденции «Найк», перед собранием из высших руководителей-кадровиков, которое ждет от него семинара-тренинга «Взращивание среды полноценного новаторства», с параллельной презентацией межплатформного жизненного стиля при раскрытии потенциала «Синелайф». Через минуту Марка вырвало еще раз.
На прикроватном телефоне настойчиво мигал красный огонек. Марк ткнул кнопку «ресепшен».
– Мистер Деверо, – проворковали оттуда, – здесь к вам джентльмен от «Найк». Он очень взволнован и настаивает, чтобы вы спустились.
– Иду. Скажите, через минут десять.
Тут Марка снова вытошнило.
Спустя двадцать минут он собрал себя во что-то, отдаленно напоминающее дееспособность. Надо будет извиниться, сослаться на пищевое отравление – глядишь, и прокатит. «Никогда не сдавайся» – сам же придумал. Остается соответствовать.
Поначалу действительно казалось, что все обойдется. Исключив когнитивность высшего порядка, Марк сфокусировался на дыхании и элементах самого-самого близкого окружения. Так удалось продержаться всю непростую поездку до Бивертона рядом с организатором от «Найка», парнем по имени Дэйв.
– Вы уверены, что в состоянии? – спросил тот.
– Ничего, пройдет, – вымученно улыбнулся Марк, но всю дорогу ехал с опущенным стеклом, отчего дорожный разговор сводился к минимуму, а струи прохладного воздуха овевали насквозь больную, сонно-тяжелую, тяжко пульсирующую голову.
Но когда добрались до «Найка» и пришлось выгружаться из машины, Марк понял: дела неважнецкие. Проход по коридорам огромного здания был сравним со штурмом Эвереста, а в конференц-зале его уже с час дожидалось пятнадцать человек. Безразмерные окна выходили на залитый утренним светом нарядный пейзаж. Суббота, конец лета. Эх, скорей бы все кончилось.
С этой целью Марк ринулся в свою презентацию, к которой готовился по бумажкам. Но все зацепки, ловкие ходы и остроты срывались и путались, а сам он то сидел, то вставал весь в поту. Вскоре стало ясно, что ему откровенно нехорошо. Через полчаса он объявил перерыв. В туалете отдал унитазу все, что только можно (рвота уже не шла), а затем долго стоял перед зеркалом, промокая липкую кожу льняными экосалфетками, которые аппарат скупердяйски выдавал по одной. Стрип-клуб. Точно. Туда он вчера на ночь глядя и поперся. Затем в бар с одной из стриптизерш. А вот что было дальше – сплошной знак вопроса. Да не один, а с сотню.
– Таким образом, лишь будучи готовы к возможности, мы становимся готовы ее ухватить, – тянул он на форсаже.
Кое-кто из аудитории с перерыва не вернулся. Сам Марк улавливал, что от него припахивает туалетным ароматизатором. Спина взмокла, руки-ноги потряхивало. В безразмерные окна яростно било солнце. Жестокосердное.
– Но конечно же, готовым быть нельзя никогда, потому что быть готовым означает, что вы чего-то заранее ожидаете, а ожидание чего-то означает, что вы будете разочарованы, когда не получите этого.
Он приложился к бутылке с водой, но оказалось, что она пуста. Тогда он заглотил из пластиковой, отчего та звучно, во всеуслышание хрустнула.
– Но вы можете быть готовы быть готовыми…
– Бред какой-то, – послышалось от дамы в переднем ряду.
Недобрый знак. Но Марк не сдавался и продолжал. Вот тут кусочек, который раньше вроде как срабатывал:
– Но если изо дня в день просыпаться, твердя себе: «Вот он, еще один день, в который я смогу»… э-э… нужно его как бы перелистывать, перескакивать на чистую страницу… А теперь я бы хотел, чтобы половина из вас – скажем, те ползала, что справа от меня, а от вас, соответственно, слева – выписали пять своих страхов. А другая половина – от вас справа, от меня слева – выпишите свои желания. Уяснили?
