– Лейла, – прошептал Лео. – А Лейла?
– Нгх, – сонно выдохнула она горлом.
– Лейл, мы можем поменяться мешками?
В ответ тишина.
– Лейла, – опять прошептал Лео, – ты спишь?
Она села в мешке отрывисто, как зомби.
– А? Ну да.
Лейла лунатически, как в замедленном кино, выскользнула из своего спальника, овеяв теплом (талия, бедра, ноги – всё при ней; сплошное загляденье). Но не успел Лео и слова сказать, как она уже безмятежно спала в мешке, что поменьше. И встречных флюидов от нее не ощущалось. А его так притягивало к ней; он был море, а она луна. Вспомнился учитель физики в старших классах: он говорил, что луна все время падает и не может упасть, в этом и состоит понятие орбиты.
От попытки уйти обратно в сон отвлек крохотный оранжевый огонек, приплясывающий внизу за оконным стеклом. Оказывается, на крыльце о чем-то приглушенно совещались Констанция, Трип и Роман. Тлеющая точка света исходила от сигареты Трипа. Голоса звучали неразборчиво, но их темп и прерывистость выдавали, что разговор идет напряженный. Оставалось надеяться, что у них все под контролем. На завтрак Констанция обещала ячменные лепешки.
Лео снова заснул, но сны на этот раз были бессвязны и донельзя абстрактны. Сюжет с лестницей, увы, не возобновлялся, а была всякая осаждающая путаница.
– Всем подъем!
Лейла резко села. Спальник был почему-то чужой. Ах да.
Снизу, из гостиной, темноту вспорол луч фонаря. В ладоши громко, как загонщик на охоте, хлопал Трип.
– Эй, дневниковцы! – крикнул он. – Нас рассекретили. Срочно покидаем ферму. Я сейчас в теплицу, буду через восемь минут. – Он двинулся, но не больше чем на шаг. – Отставить. Констанция, собери вещмешки, посмотри, чтобы здесь все было чисто. Роман, седлай Малька, готовь сумы. Вы, там, наверху, Виски, Танго и Фокстрот
[103], хватайте свое барахло и вниз наружу. Отставить. Один из вас мне понадобится. Диксон, умеешь обращаться с огнеметом?
Марк полусидел на своем шезлонге-раскладушке, сонно натягивая погибшие башмаки.
– Не пробовал, – сиплым спросонья голосом сказал он. – Но ничто человеческое мне не чуждо.
Лейла проворно спустилась вниз, Лео за ней.
– Констанция, а мне чем заняться? – выразила она готовность.
– Вы с Лео стойте здесь. Ждите моих указаний.
Из шифоньера Констанция стала выгружать всевозможные ранцы и рюкзаки, каждый из них открывая и проверяя.
В углу без дела стояли только Лео с Лейлой.
– Кстати, насчет нашего с тобой рандеву в амбаре, – промолвил Лео.
Как: сейчас, в эту минуту?
– Я правда, в самом деле хочу жить с тобой в Риме. Очень, – сказал он. – Только не знаю, чего нам ждать между «здесь» и «там», «сейчас» и «потом». Сил мне, по ощущениям, хватает почти на все. Только я уже и раньше так считал.
– А ты не можешь на минуту взять и остепениться? – спросила она. – А то у тебя одну минуту полная уверенность, а затем «или еще можно поступить вот так». – Лео кивнул, соглашаясь, отчего занозил ее еще больше. – Тогда откуда у тебя, Лео, может быть насчет нас уверенность, тем более на перспективу?
– Из-за наших номеров, – ответил он.
– В смысле?
С каким-то радостным испугом он посмотрел на нее и сказал:
– Я твой квадратный корень, Лейла.
В воздухе словно тенькнула тетива или нить, державшая дверцу силка. В уме выскочил его номер, цифры в котором, искрясь, сочетались и множились. Да, действительно: помноженный на себя, его номер давал ее. Внутри словно вставлялся и поворачивался ключ, открывая заветную дверцу. Никаких тебе проверок или теневых правительств – просто любовь. Расширение души, движение наружу. Ее история проносилась внутри его.
– Вещмешки, дневниковцы, – скомандовала Констанция. – Грузимся, и к амбару. Ходу, блин, ходу! Чтоб через двадцать минут мы уже были за гребнем!
Лео нагнулся за мешками, но Лейла стояла как оглушенная.
– Лола! – с сердитым окриком Констанция помахала у нее перед лицом. – Заснула, что ли?
– Лео сказал, что он мой квадратный корень.
Констанция попеременно воззрилась вначале на Лейлу, затем на Лео. То же самое, обернувшись, сделал Роман. Оба покачали головами.
– Вот это да-а, – протянула Констанция.
Лео был не прочь, чтобы Трип поручил огнемет ему, но тот выбрал для этого Марка. Ну и ладно. Зато он остался с Лейлой. О, с каким желанием к ней он пробудился! Ее лицо было еще размягченным от сна.
Оба они ухватили по три рюкзака – тяжелых, плотно набитых – и вышли с ними под нарождающийся рассвет. Горизонт на востоке был уже персикового цвета, хотя сверху небо все еще нависало темно-лазоревым шатром. «Новый день – это вам не «Новый день», – сложился в голове у Лео каламбур.
Он оглянулся. Над лесом из новофилума дыбился густой плюмаж дыма, пыльной серой тучей на небесном фоне. До слуха доносились какие-то хлопки и набирающее силу потрескивание – как, видимо, и полагается сжигаемой из огнемета теплице.
– Как ты думаешь, а кто из нас кто по этой его классификации? – спросил Лео на пути по широкому долу.
– В смысле, кто кто? – переспросила Лейла.
– Ну как же. Трип сказал: «Виски, Танго, Фокстрот». Ты, например, точно Танго. А я, по-твоему, кто? Фокстрот, наверное?
Лейла кивком допустила, что возможно, он и в самом деле Фокстрот.
– Кстати, как быть с моим кодовым именем? – спросила она. – Ты думаешь, мне по-прежнему держаться за Лолу Монтес? Я ведь его сама не выбирала.
– Держись-держись. Оно тебе идет.
– А ты себе имя выбрал?
– Не знаю. Может, Пэйс Бэкенфорт
[104]? – Лео приятно было видеть, что хохма понята. – Нет. Лучше уж я буду как всегда: Лео Крэйн.
– И шаги, я смотрю, ты тоже делаешь, – сказала она.
В самом деле? Она разглядела, что он простил себе отсутствие гениальности? Что он готов встать в полный рост и толкнуться от мира, перестав быть беглецом, вечно извиняющимся за свои проступки? Что он хочет ребенка и задачу по плечу, чтобы грести по жизни, не щадя себя? Что все это благодаря ей, повернувшей тот заветный ключ? Изо всех времен и мест она, как и он, жила в этом, и они сошлись друг с другом. Что это – удача или нечто более грандиозное? Не важно. Что бы это ни было, оно годится.
