– А знаешь, стоики, наверно, не допустили бы, чтобы мы здесь дымили. Может, где-то есть лечебное учреждение для стоиков? Если б я сказал, что стоики – моя высшая мотивация, меня бы, интересно, послали туда?
– Ты думаешь, они вправе кого-то куда-то посылать? – усомнился Лео. – А кстати, люди вообще могут при желании взять и отсюда уйти?
В голове Лео начинал составлять план, как ему выбраться из «Сосен». Сестры, ясное дело, упекли его сюда и на этом успокоились, как и ручечник-доктор. Чувствуется, он просто не хотел перегибать палку; боялся, как бы дело не кончилось чем-нибудь экстремальным вроде лечения электродами.
– Вообще-то это заведение не закрытого типа.
– А почему они все время это выпячивают?
– Наверное, для собственной подстраховки на случай, если кто-то отсюда даст деру. Такое иногда бывает, и возникает напряженность. У нас тут на прошлой неделе гостила настоящая рок-звезда – не совсем первой величины, но все-таки.
Джеймс назвал имя, на которое Лео пожал плечами: он слышал его впервые.
– Барабанщик из «Кожаной флейты», – почтительно сказал Джеймс. – Неужели не знаешь?
Лео кивнул с видом, будто ему это о чем-то говорит.
– Весь из себя в кожаных штанах. Так вот уже после ужина за ним прикатила телка на «Ягуаре» и увезла. Представляешь? У нас потом на эту тему целый коллоквиум был.
– Алё, новенький! – нетерпеливо окликнул кто-то Лео с внутреннего двора. – Ты там куришь или постоять зашел?
– В курильне положено больше двух не собираться, – вполголоса пояснил Джеймс, а крикуну громко ответил:
– Боб, мы тут с Лео общаемся!
– Курилка для курения, а не для общения! – сердито заметил Боб.
– А ты, я вижу, Боб, втайне негодуешь! – отбрил Джеймс примерно так, как поддевают друг дружку торговцы на рынке. – Немедленно занеси это в журнал! Ребята здесь в целом неплохие, – пояснил он Лео. – Так вот и прикалываемся.
Оно и понятно. Уже первые полтора дня пребывания здесь радовали своей забавной сумасшедшинкой – отрадный контраст той пожирающей ненависти к себе и вязкой хмари страха, что изводили Лео последние две недели.
– У них это называется «фантазия», – сказал Джеймс.
Лео не понял, и Джеймс прояснил контекст:
– У них – в смысле у стоиков. Впечатление, оставленное ощущениями.
Сам он, пока курил, совершал массу мелких движений: то упирал локти себе в ладони, то почесывал клинышек бородки; аккуратно крутил кончиком сигаретки по ободу пепельницы, чтобы пунцовая шишечка там была кругленькой и ровно тлела.
– Даже этот Филлип, что травил насчет катера. Есть у него признаки мегаломании, но не так чтобы сильно. Если, понятное дело, разобраться. – Джеймс блаженно потянулся: ветерок унялся, и солнце беспрепятственно пригревало землю. Джеймс поднял голову и процитировал небу все тех же стоиков – «Мне они не могут причинить вреда, ибо никто из людей не вовлечет меня в неправое, ни я не могу рассердиться на своего сородича или возненавидеть его, ибо в этот мир мы явились для того, чтобы трудиться сообща».
Загасив окурок о металлическую сетку урны, Джеймс энергично потер ладони и сказал:
– Ну что, в путь. К воспоминаниям о будущем.
На завтраке в столовской очереди Лео познакомился с одноглазым по имени Кенни – невысоким, лет под тридцать качком в спортивном костюме, явно забористей, чем большинство здесь стоящих. Кенни рассказал, что «там снаружи» собирал металлолом на «незастрахованных» стройплощадках. Явная принадлежность к улице заметно выделяла его на благообразном фоне «Сосен» с его аккуратными дорожками, ухоженными лужайками и ассортиментом соков на раздаче. Но похоже, что у Кенни были зажиточные родители, иначе как бы он оказался здесь.
– Ну а у тебя какая дурь в почете? – спросил Кенни. – Или ты просто алкаш?
Лео такой вопрос застиг врасплох. Он шел явно вразрез с местными заповедями, и отвечать на него впрямую не хватало духу. Можно было сказать что-нибудь вроде: «Не знаю, я ее всю пока не перепробовал» или «Вообще-то наркота не мой профиль», но и то и другое звучало как-то по-сопливому. Опять-таки Кенни держался вполне дружелюбно, просто болтая с новичком в столовской очереди. И Лео ответил:
– Да, наверное, «травка».
Кенни невпечатленно кивнул и сказал, что ему милей всего метамфетамин. А затем поведал, что глаза он лишился, когда соскакивал с поезда, по которому за ним гнались копы. Лео, который насчет глаза его, в общем-то, не расспрашивал, а примерялся сейчас к омлету, по растерянности загрузил себе в тарелку хлопьев (вышло с верхом, двоим не управиться).
Похоже, люди здесь хотели вчитаться в Лео; узнать о нем побольше, а заодно рассказать о себе. Один моложавый анестезиолог за столиком с готовностью раскрыл, что в «Соснах» он для того, чтобы удержать свою врачебную лицензию. Оказывается, в больнице узнали, что он крепит себе на голень капельницу, которая в промежутке между процедурами вводит ему синтетические опиаты. Себя самого и свою тягу к наркотикам он ставил выше, чем других сидельцев, прятавших кто грелку с водкой, кто сомнительного вида пузырьки с разбодяженными амфетаминами, малодушно выдаваемые за лекарства.
После завтрака мужчины возвратились в свое крыло. Одни уже вскоре ожесточенно дымили сигаретами в курилке, другие заканчивали домашнюю работу или хрустели суставами в своих палатах за разминкой, прежде чем разойтись по утренним кружкам. Лео принял душ. В предыдущие недели личная гигиена у него съехала донельзя. Исправить этот нюанс было самым податливым яблочком в саду (дескать, гляньте, как быстро я иду на поправку). К тому же ему нравилась душевая в палате – цельнолитая пластиковая кабинка с большой колбой жидкого мыла, густого и пенистого, как средство для мытья посуды, которое Лео лил на себя не скупясь. Потом он взялся драить зубы; управившись и с этим, причесался. Приступил к бритью – подавшись к зеркалу, с взыскательной тщательностью рекламиста. Здесь были люди, у которых руки нещадно тряслись даже при поднесении к жаждущим губам стакана с молоком. У Лео рука была тверда. «Непременно приду в норму», – решил для себя он.
Однако Джеймса в его утреннем кружке не оказалось, а сам кружок размещался в такой мелкой комнатенке, что впору поддаться клаустрофобии. Наставником кружка был некто Кит – мужчина с ястребиным профилем и в черных как смоль джинсах. В нагрудном кармане у него, судя по всему, был застегнут бейджик (ай молодчина: если носить бейдж, то именно так, внутри).
Началась перекличка: каждому полагалось назвать себя, а также слово, передающее его текущие ощущения. У Кита налицо была продолжительная размолвка с Кенни – тем самым физкультурником-металлоломщиком, который сейчас понуро сидел и, закинув ногу на ногу, мелко дрожал ногой. Свои ощущения Кенни описал словом «достало».
– «Достало», Кенни, это не описание, – наставительно сказал Кит.
