– «Чистым и трезвым». Понятно.
О, как Лео хотелось быть безупречно чистым и трезвым; особенно сейчас.
– Ну что, Лео, – словно что-то подытоживая, сказал доктор. Настроение у него было отменное, на плечах лабораторный халат (небольшой, надо сказать, перебор: лаборатории в «Соснах» не было). Папка с досье Лео заметно пополнела. – Вам вообще известно, чем мы здесь занимаемся?
Сердце у Лео металось.
– Ну… наверное, да. Лечите вредные зависимости. Типа того.
– Да, мы лечим зависимости. Говоря медицинским языком, аддикции. А вы, Лео Крэйн, являетесь аддиктом.
Тон доктора Лео откровенно не нравился.
– Говоря по сути, мы не хотим впустую тратить ваше время, – произнес доктор с чем-то похожим на ухмылку. – И если вы не настроены на принятие определенных наших норм и уложений, то боюсь, предложить вам что-либо сверх возможного у нас вряд ли получится.
– Да почему же. Я настроен, очень даже настроен на все эти уложения, – вбирая стоялый воздух кабинета, повысил голос Лео, придавливая ту свою часть, которую тянуло вступить с доктором в пререкания, нажать встречно (как известно, желаемое лучше всего достигается тогда, когда жмешь встречно). – Даже более чем настроен одолеть в себе пагубную склонность… в данном случае, видимо, к алкоголю и марихуане.
– Рад, рад слышать такие слова, – с наигранным благодушием сказал доктор, открывая и закрывая перед собой папку. Затем он слегка повернулся вместе с креслом – неторопливо, чтобы пациент поерзал. – Дело в том, Лео, что у вас наблюдается, гм, своего рода доклиническое состояние.
– Это в смысле депрессия? Я знаю, наверное, это как-то связано с наркотиками и алкоголем. Но это, видимо, лечится?
– Может быть, может быть, – протянул доктор. – Однако есть здесь один нюанс. А именно вероятность, что у вас существуют проблемы личностного характера.
«Вот как. Ну, тогда, видно, деваться некуда», – подумал Лео.
– Что вы имеете в виду? – спросил он вслух.
– То, что, на мой взгляд, у вас изменение личности.
– В смысле, что я душевнобольной?
– Это не одно и то же. Изменение личности само по себе не означает душевной болезни. – С вышитого, до отказа набитого карандашами и ручками нагрудного кармана халата доктор стряхнул воображаемую пушинку. – У вас наблюдается определенный комплекс симптомов. Краткие интенсивные приступы гнева, депрессии, волнения; увлеченность, а затем быстрая разочарованность текущей работой, женщинами; ощущение собственной ненужности. Правда, степень сложности вашего бреда и самоцентрирования обычно не совпадают по накалу. ПРЛ в мягкой форме не является противопоказанием вашему нахождению и лечению здесь…
– Как-как вы сказали? – переспросил Лео. – ПРЛ?
– Да, пограничное расстройство личности. – Доктор повернул свое кресло еще на двадцать градусов. – Иногда мне даже кажется, что у вас частично прослеживается синдром Аспергера
[41].
«Ага, а у тебя Пердергера, – злобно подумал Лео. – Черт, не надо было прикалываться над теми тестами. Козлина, ну почему у тебя никогда не срабатывает нюх, над чем можно потешаться, а над чем нет? Вот так всегда».
– Вам известен смысл афоризма «Тем, кто живет в домах из стекла, не следует кидаться камнями»?
– Вы серьезно? («А как насчет тех, кто в стеклянных домах и кидает камни ради заработка?»)
– Вполне. Так что он, по-вашему, означает?
– Это максима, поощряющая самоанализ. И она же предупреждает, что ханжи склонны критиковать в других недостатки, которые сами же олицетворяют.
Доктор на это лишь размеренно кивнул.
– Но на самом деле смысла в ней негусто, – продолжил Лео. – Точнее, не хватает убедительности. Избегать, по всей видимости, надо того, чтобы в таких домах кидались камнями. Или лучше перестать жить среди этого стекла. А то потом убирать замучишься.
Доктор уже снова говорил:
– …мания и паранойя, которую вы представляете, достигли такой степени – взять лишь надуманный вами заговор, в который якобы входят компьютерная компания, саентологи, фирма-производитель контактных линз, – что вам будет лучше и полезней в учреждении с психиатрической ориентацией.
«Во как. У учреждений, оказывается, есть ориентации?»
– Нет. Мне нужно остаться здесь. Я хочу апробировать на себе эти очищение и трезвость.
– Безусловно, вывод из организма всех этих наркотиков и токсинов – всего лишь первый шаг. И мне представляется, что это лучше осуществить в том учреждении, куда мы, бригада вашей помощи, решим вас определить для вашего же блага.
«Первый шаг предполагает, что ты бессилен». Это знал даже Лео. «Кто это, интересно, «мы»»? Ты и вон то пресс-папье?»
– Вы имеете в виду моих сестер?
Вопрос был проигнорирован.
– И вот что мы сделаем. – Доктор сменил угол поворота кресла; сейчас он фактически смотрел в окно позади своего стола, как поэт в минуту вдохновения. – Завтра утром здесь будет ваша сестра…
– Которая именно? – перебил его Лео. – У меня их три.
Голосом невольно подражая Элу, Лео выставил перед собой три пальца.
Доктор снова развернулся к столу и заглянул в папку.
– Дэйзи, – ответил он.
А что, это имело смысл. Как-то меньше угнетало то, что работу ради решения всей этой хрени пропустит Дэйзи, а не Хэзер или Розмари.
– Она сопроводит вас к месту, которое лучше подходит для ваших нужд.
«Интересно, где это? В запертом боксе или в Амстердаме?»
Лео запоздало попробовал изъясниться начистоту:
– Так вы в самом деле убеждены, что мне оставаться здесь не следует?
Он как мог старался, чтобы в его голосе не проскальзывали умоляющие нотки. Такому доктору как этот, похоже, доставляло удовольствие, чтобы пациент его жалобно просил.
– Послушайте. Ваши платные услуги мне нужны.
– Мы ничего не продаем.
– Ну тогда предлагаете. Вы, безусловно, должны лечить людей, которые хотят у вас излечиться, – сказал он доктору. – А мне, кстати сказать, нравится это мое трезвое, с незамутненной головой состояние. И я включаюсь в весь этот процесс. Думаю, что смогу бросить курить и пить. Ведь мне только этого и надо.
Лео запоздало понял, что звучит все равно подхалимски.
– Но вы же сами говорили, что находиться здесь вам не по себе, – напомнил доктор.
