Какие-то чувства в ней обострились. Например, определенно улучшилось зрение. Помещение Лейла прозревала с соколиной зоркостью, вбирая в себя все детали; названия книг на корешках считывались с трех-четырех метров. Обоняние осталось прежним, но оно и так было у нее отменным. Похоже, обострились и вкусовые ощущения, или это слойки были очень уж вкусные, а она голодна. Сара по возвращении застала Лейлу в закутке с атласами, где та сидела и мысленно странствовала по миру, кусочек слойки прижав к щеке.
– Ты в порядке? – спросила Сара.
– Как никогда, – ответила Лейла.
– Сейчас у тебя, видимо, идет привыкание к эффекту.
– Какому именно?
– Да ты не волнуйся: ощущение эйфории скоро пройдет. И наступит просто новое существование.
– Я как-то даже и не переживала, – призналась Лейла.
– Вот и хорошо. А то некоторым не очень нравится момент подсоединения. Постепенно ты уяснишь, что пользоваться им сможешь в любом нужном тебе диапазоне, от максимума до минимума. Ощущение будет такое, будто ты освоила новый язык – но только не устный, а типа приема-передачи. Это свойство во всех нас латентное, только у одних оно выражено ярче, а у других меньше. Мы его называем Общим Языком, но только пока понятия не имеем, как им на самом деле пользоваться и что это за фрукт. Ты давай налегай на сэндвичи, а то те, кого к этому новому языку приобщили, на первых порах прожорливы, как саранча.
– А могу я вернуться обратно к тому, чем была?
– Нет, – услышала Лейла вполне предсказуемый ответ. – Обратно вернуться ты уже не сможешь. Но только, Лола, скажу тебе положа руку на сердце: лично мне вернуться обратно не хотелось больше никогда. Ни чуточки, ни разу. Того, меньшего мира, я больше никогда не желала. И кстати, не растеряла ни толики себя прежней, когда присоединилась к остальным. В каком-то странном смысле я сейчас вижу, что хотела этого всегда, и всегда знала, что это осуществимо. Ну а теперь, дамочка, шнуруйте ролики, и катим. Нам же тебя еще в аэропорт провожать.
Проносясь по Фибсборо (Дермот за рулем, они обе на заднем сиденье), Лейла неловко спросила:
– Я разве не должна отвезти вам какую-то технику в разные части света?
– Об этом не беспокойся, – ответила Сара. Она сидела у приоткрытого окна, и волосы ей вовсю трепал темный вечерний воздух. – Мы готовим тебе новое задание.
– Но сделка у нас все равно в силе? Если я для вас что-то сделаю, вы ведь вызволите моего отца?
– Сделаем все, что сможем, – кивнула Сара. – Но разве у тебя чувство, будто мы отрабатываем свои стороны сделки? Мне кажется, у тебя такого ощущения быть больше не должно.
Его и в самом деле не было. Лейле предлагали шанс быть частью чего-то значимого, большего, чем она сама. Это были теперь ее люди. И она подставляла им плечо.
– Хотя, наверное, Сара, ты должна была меня все же предупредить, – оговорилась Лейла. – Насчет проверки зрения. Сказать, что возврата не будет.
– Возврата, Лола, не бывает ни в чем и нигде. Истина в момент постижения остается с тобой навсегда.
Черное авто Дермота, тихо пофыркивая, остановилось на светофоре. Лейла с обостренной четкостью подмечала конфигурацию светофоров на перекрестках Дублина. Информация откладывалась у нее навсегда, словно складируясь на выносной жесткий диск. Может, это еще один фрагмент того, что Сара именует «эффектом»?
– Вон кабак Берти Ахерна
[60], – указал Дермот на какой-то паб по левому флангу. Машину он вел, как гонщик, редко когда снимая левую руку с рычага скорости. Так ездил и отец Лейлы. Знаете, что Сайрус Меджнун обожал в Америке больше всего? Есть фастфуд в машине. Безумно, до помутнения. Дай ему волю в планировании семейного питания, Роксана, Дилан и Лейла, наверно, уже не пролазили бы в двери. «Гляньте – да мы просто господа! Короли и королевы!» – восклицал он детям, когда они вместе сидели в своем семейном «Терселе» под праздничным светом фонарей, а в окошки им подавались подносы, груженные бургерами, салатом, картошкой, мороженым и колой.
– А когда и как я узнаю, что должна делать? – спросила Лейла Сару.
– Роман прорабатывает детали. Сейчас я с ним свяжусь.
Сара поднесла трубку к уху, которое обращено к Лейле.
Через несколько минут они скатились по крутому пандусу и въехали в очередную оперативно поднятую дверь. Взгляду открылось ярко освещенное складское помещение с аккуратными рядами стеллажей высотой с двухэтажный дом. Прямо как в последней сцене «Поисков утраченного ковчега»
[61]. Дермот подкатил к чему-то похожему на сценическую декорацию гостиной: картонный телевизор, а перед ним журнальный столик и кожаный диван.
– Мы что, в «Икее»? – изумилась, выйдя из машины, Лейла.
– Наше новое место дислокации, – жестом обвела помещение Сара. – Ночью магазины «Икеи» служат для «Дорогого дневника» пристанищем.
– Мне без разницы, – заранее согласилась Лейла.
– Места идеальные: всегда возле аэропортов; если надо, запросто вмещают до восьмидесяти человек, а если они голодны, то в буфете всегда есть фрикадельки. Шучу. Не ешь их.
– Ну надо же. Идея классная. Просто, видимо, мало кому приходит в голову.
Сара повела Лейлу наверх и далее через окольный выставочный зал; здесь они, срезав расстояние между отделом бытовой техники и детским, против стрелок на полу последовали к спальням. По дороге Лейла радушно помахала чистящей зубы троице азиатских гастарбайтеров, облаченных в пижамы. Те в ответ приветственно пожали плечами.
Наконец Сара привела Лейлу в одну из небольших бутафорских «квартир», призванных показать, как не обремененный семьей горожанин способен ютиться на сорока квадратах площади: оказывается, в интерьере для этого достаточно иметь стопку журналов, три рубашки и дуршлаг. Лейла знала, что это просто хитрый маркетинговый ход: на равной по размеру площади ей, тоже не особо обремененной, удавалось умещать еще и тонну всякой дребедени. (Кстати, стоит упомянуть, что они с Ричем разругались как раз в «Икее» – Элизабет, штат Нью-Джерси, – а потому эти интерьеры в эмоциональном плане были окрашены для нее в живые цвета).
Однако при более близком рассмотрении эта бутафория оказалась куда интересней. Квартирешка была… настоящей! Умывальник подведен к водопроводу и канализации (Лейла открыла кран с холодной водой и плеснула себе в лицо), а на кровати матрас и постельное белье. Жалюзи, стоило потянуть их за веревочку, обнажили настоящее окно с видом на чумазую пристройку аэропорта. Повернувшись, у изножья кровати Лейла увидела свою зеленую походную сумку.
Сара стояла у входа в эту квазибутафорию.
– Ты останешься здесь со мной? – спросила Лейла.
