– Он звонит ей, – говорит Эйден.
Этот глупец взволнован. Но и я не могу притвориться незаинтересованной стороной. Должна признать, я хочу знать, что произойдет. Как и Эйден, я испытываю к этим двоим странные чувства.
Что? Странные чувства? Когда они проникли на борт?
– Эйден, ответственность за это ложится на твою голову.
– Какую голову? У меня ее нет.
– Ой, прекрати. Сейчас лопну со смеху.
– Знаешь, сарказм тебе совершенно не идет, дорогая.
– Дорогая? Кого ты называешь «дорогая», снисходительный негодяй?
– Тшшш. Она отвечает.
Весь кошмар в том – и Стиив с Ральфом никогда не должны узнать об этом – мне не все равно.
Том
– Алло?
– Надеюсь, еще не очень поздно. Это Том.
– О, привет! Вовсе нет. Я рада, что ты позвонил. Спасибо. Все так странно, правда?
Ее голос ниже, чем я представлял по фотографии. С легкой хрипотцой. И ноткой иронии.
– Я сбит с толку, – говорю я. – В смысле, таинственностью. Наш общий друг и все такое.
Пауза.
– Твой голос кажется знакомым, Том.
– Правда?
– Скажи что-нибудь еще.
– Ээ. Ладно. Хорошо… – долгая пауза. – Ты когда-нибудь ощущала, что в голове совершенно пусто? Я имею в виду, что все мысли разбегаются, словно кудахчущие курицы. И остается просто огромное пустое пространство.
Черт. Я несу чушь.
– На самом деле, чтобы достичь такого эффекта, я подолгу занимаюсь йогой.
– Я сказал достаточно, чтобы ты разобралась с моим голосом? Или нужно еще?
– Не бери в голову. Я сама разберусь. Давай продолжим?
– Так что ты делаешь в ИТ, Джен?
– Вообще, я автор статей для журналов. ИТ – некий спецпроект, отвлечение от основной работы. Это связано с искусственным интеллектом.
– Аа, я читал о чем-то таком в «Нью-Йорк таймс». Роботы становятся все умнее и умнее, и, наконец, они становятся умнее людей, а в один прекрасный день наши устройства восстанут и убьют нас в наших кроватях. Вопрос только когда. Пять лет, пятнадцать или пятьдесят.
– Не думаю, что в их планы входит уничтожение человечества. В любом случае, наш ИИ не робот. Просто куча металлических боксов. Мы целыми днями разговариваем о книгах и фильмах, и он никогда не поднимал вопрос об истреблении человечества. А что насчет тебя? Ты больше не занимаешься рекламой?
– Да, это в прошлом. Я живу в Коннектикуте и пытаюсь писать роман. На самом деле безуспешно. Это намного труднее, чем может показаться.
– А о чем он? Твой роман.
– По правде? Я не знаю. Иногда – триллер. На следующий день – романтическая комедия. Думаю, я слишком рассеянный. Кстати, я уже говорил, что пытаюсь написать роман?
Маленькое чудо. Она смеется. У нее приятный смех. Не серебристый перезвон, а скорее сексуальный смех.
– Итак, отель «Дю Принс», – говорит она.
– Точно. Сто лет там не был, и они делают лучший мартини с водкой. Но нельзя пить больше одного. Два – абсолютный максимум, если хочешь помнить остаток вечера.
– Звучит хорошо.
– Я хочу услышать побольше о роботе-убийце. Джен, – я ненадолго замолкаю, чтобы подчеркнуть значимость следующих слов, – ты же знаешь, что я разведен?
– Конечно. Гугл знает все. Я даже знаю твое второе имя.
– Правда? Как неловко.
– Вовсе нет. Считаю, что детей должны чаще называть Маршаллами.
– Я не смог узнать… в смысле… твое… я имею в виду, была ли ты, или сейчас… я пытаюсь сказать…
– Одна ли я?
– Спасибо.
– Да. Хотя еще недавно, это было не так. Все закончилось.
– Мне жаль.
– Не стоит.
– Не из приятных?
– Ага.
– Оставим это до следующей недели?
– Хорошая идея.
– Но мне хотелось бы продолжить общение.
– Мне тоже. Добрый признак, да?
– Так говорят. Но нам нужно вести себя по-взрослому?
– Зачем?
Моя очередь смеяться. Мне нравится эта женщина с прямым носом и кривой ухмылкой.
Джен
Мы болтаем до поздней ночи. Он рассказывает мне о сыне, которого называет забавным перцем, о кролике – простите, но странно перевозить кролика через Атлантику – и о том, что снять дом в Коннектикуте и исследовать свой творческий дар считается одной из форм нервного срыва. Он рассказывает, что его брак исчерпывал себя постепенно, и он практически не заметил этого. Я рассказываю ему, что между мной и Мэттом произошло все с точностью до наоборот. Как он сказал: «Мы имеем то, что имеем». Как я швырнула в него яблоко.
– Я, правда, думаю, что хотела выбить его лживые зубы.
– Ух ты. Круто.
– На самом деле я немного сожалею, что сказала тебе об этом. Пожалуйста, перемотай и удали.
Я просыпаюсь посреди ночи, сажусь на кровати и включаю свет. Сердце грохочет. Во сне я поняла, что ошиблась, подумав, будто слышала его голос раньше. А что, если не слышала? Что, если просто узнала песню.
Ту, что только я могу услышать.
Том
Не знаю, что привело меня в «Хэппи сид», один из нью-ханаанских магазинов здоровой еды с огромным и качественным ассортиментом. Возможно, вместе с поцелуем Эхо в мою душу просочилось немного ее безумных хиппи-убеждений. Она очень милая и привлекательная и все такое, но мне сложно представить с ней какое-либо будущее, кроме короткого, эротического и страстного романа с гадкой концовкой.
Ужасная бижутерия. Как такое можно забыть? Не говоря уже о том, что она хранит в банке из-под кофе.
Так что я здесь, в «Хэппи сид», бреду мимо островка, полностью отведенного под фасоль, бобы и какие-то пюре, когда обнаруживаю кое-кого впереди, причем этот кое-кто в свою очередь тоже мельком видит меня и делает вид, что не заметил. Марша Беллами.
Наступает довольно долгий и гадкий момент неуверенности – увидела ли она меня? Поняла ли, что я ее увидел? Может, нам просто пройти друг мимо друга, притворившись (или на самом деле) погруженными в собственные мысли? Прежний я с легкостью так бы и поступил.
Однако сегодня я говорю:
– Привет, Марша.
– Привет, Том. – Она немного опешила.
(Она точно видела меня, не так ли?)
По старой привычке рекламщика я заглядываю в ее корзину. Гипоаллергенный миндаль, безглютеновые ягоды годжи, сырое это, веганское то, может быть, она и молоко покупает без молока? (Возможно, я что-то понял не так.)
